Шрифт:
Этим и закончилось трагикомическое существование таманского государства.
28 сентября есаул Горпищенко, полк. Комянский и Толмазов и унт. — оф. Абдул-Земиль предстали перед краевым военным судом, в котором председательствовал статский юрист. Г. Лукин впервые дебютировал в новой роли.
Официально дело называлось «Мятеж против краевого правительства».
После двухдневного разбирательства суд приговорил Горпищенко и Комянского к четырем годам арестантских отделений, черкеса к двум месяцам тюрьмы, Толмазова оправдал.
Вскоре атаман помиловал и первых двух.
Накануне своего отъезда из Екатеринодара я встретился на Красной с Лукиным.
— Изумительные дела творятся у вас, — сказал я. — Тут кто борется с большевиками при помощи Антанты, а кто при содействии немцев. И одни другим готовы перегрызть глотку, хотя враг общий. Ведь этак не будет добра. Далее, вы называете большевистскую власть рабством, а сами почти открыто несете России старый режим, который душил всех. Можно ли рассчитывать при таких условиях на успех?
— В вас все еще бродит 1917 год! — со сладенькой улыбочкой отвечал мне чиновный иезуит.
Но вскоре он начал косить лицо и читать мне нотации.
— И не пора ли забыть эти заезженные фразы о том, что царизм кого-то душил, пил чью-то кровь?
Разнуздалась, батенька, Россия, — мы ее опять взнуздаем. Все-то у нас пойдет по старенько-ому… Что вы думали? Мальчишки будут умнее умудренных опытом людей? Нас на свалку?
В нем заговорило служебное самолюбие, уязвленное еще февральской революцией. Во мне, молодом судебном деятеле, приветствовавшем свержение царизма, он видел почти личного врага, вследствие чего сделал особенно сильное ударение на слове «мальчишки».
— А удастся взнуздать? Как бы не ошибиться.
— А вот, — он указал на толпившиеся возле комендатуры офицерские группы, — лучшее доказательство вам.
Все едут к нам, все наши с руками и ногами. Почему? Потому что все соскучились по старой палке.
— Не увлекайтесь офицерством. Это еще не вся Россия. Царь имел очень много офицеров, а знаете, что случилось? Я, потолкавшись среди этой приезжей братии больше недели, отлично знаю, что среди них нет никакого энтузиазма. Они пойдут воевать, но из-за голода, от безработицы, а не во имя идеи. А у большевиков несомненно революционный пыл.
— О! у нас и в России много союзников. Весь народ ждет нас как избавителей, отдаст последнюю полушку для нашего дела. Мы идем к верной победе. Добровольческая армия…
Тут ст. сов. Лукин оборвал свою речь на полуслове и неимоверно побледнел, так как где-то на окраине, в стороне вокзала, прогремел пушечный выстрел.
Вздрогнул и я от неожиданности.
Через каких-нибудь полминуты снова такой же гул пронесся в редком осеннем воздухе. Затем еще и еще. Рассыпались трели пулеметов, прерываемые время от времени пушечными раскатами.
Над станцией взвились облака дыма. Лукин стремительно нырнул в толпу офицеров, среди которых уже носился затаенно-пугливый шопот:
— Большевики наступают!
— Местное восстание.
— Теперь капут всему.
— Вот-те и спасли Россию. Волнение охватило всю Красную улицу.
А беспрерывная канонада то и дело заставляла дребезжать окна в магазинах и сжиматься робкие сердца безыдейных искателей куска хлеба.
Наконец выяснилось, что вся эта ужасающая пальба происходит оттого, что подле вокзала загорелись вагоны со снарядами и патронами. При этом — злой умысел налицо.
Здесь, в столице кубанского казачества и Добровольческой армии, среди бела дня явные сторонники большевиков могли совершенно спокойно выкидывать такие штуки!
Ясно, что их много.
Ясно, что они таятся среди низов.
Ясно, что эти низы не с Добровольческой армией.
Я выехал на Дон. Здесь тоже мобилизовали всех офицеров. Мне ничего другого не оставалось, как поступить на службу в только-что сорганизованный Донской военно-окружный суд. [19]
19
Отказ офицеров от поступления в белые армии рассматривался как дезертирство. Так, напр., в июле 1919 г. Новороссийский военно-полевой суд приговорил к двадцати годам каторжных работ прапорщика H.H. Дмитриевского, отказавшегося поступать в Добровольческую армию под тем предлогом, что он уроженец г. Петрограда и на юге является иностранцем («Донские Ведомости», 1919 г., № 170).
V
ВСЕВЕЛИКОЕ ВОЙСКО ДОНСКОЕ
Стражи степи. Зипунные рыцари.
Сильные духом люди, сумевшие разорвать цепи крепостной неволи.
Строптивые гордецы, искавшие независимости там, где царила вечная, но бесславная война, где господствовало право сильного.
Пионеры, проложившие путь тысячам обездоленных, впавших в нищету или в преступление.
Это в отдаленном прошлом.
Расширилось и окрепло московское царство. Не нуждалось оно более в зипунных рыцарях, этой степной пограничной страже.