Шрифт:
— Кто не живет здесь, тот даже и представления не имеет об этой обстановке, — сказал мистер Чайлд. — Вы хотите сесть в трамвай, но, увы, трамваи бастуют: оказывается, жандарм ударил какого-то трамвайщика, и все они чувствуют себя оскорбленными. На следующий день — как вам понравится! — жандарм извинился перед рабочим, и трамвайное движение возобновилось.
Посол сообщил об одном факте, который, по его мнению, должен был позабавить мистера Бэдда, приехавшего из Новой Англии. В Массачусетсе недавно были арестованы и приговорены к смерти два итальянских анархиста. Мистер Чайлд порылся в памяти и вспомнил их фамилии: Сакко и Ванцетти. Слышал ли о них мистер Бэдд? Робби сказал, что нет. Ну вот, а римские анархисты, оказывается, слышали, и депутация из пяти молодых парней явилась в американское посольство требовать справедливости для своих товарищей и земляков. У мистера Чайлда была с ними приятная беседа, и они ушли удовлетворенные его обещанием расследовать дело. Затем один из этих молодых людей вернулся и попросил работы! Вот какое создалось положение в стране, где за шестьдесят лет правительство сменялось шестьдесят восемь раз.
Посол видел в Италии лишь одно-единственное отрадное явление: новое движение, называемое фашизмом. Он много о нем рассказывал. Фашисты организовали итальянскую молодежь и дали ей программу действий. Руководит ими бывший солдат, по фамилии Муссолини. Мистер Чайлд никогда с ним не встречался, но многое о нем слышал, читал некоторые его статьи и был от него в восторге.
Ланни вмешался в разговор, рассказав о своей встрече с Муссолини. Послу было интересно услышать подробности интервью, он спросил также, какое впечатление произвел на Ланни этот человек. Мистер Чайлд подтвердил слова Муссолини о характере движения.
— А не кажется вам, что они злоупотребляют насилием? — спросил Ланни.
— Пожалуй, но надо помнить, что их на это вызывают. Мне кажется, что и у нас на родине не мешало бы создать подобное движение, если только красные будут развивать свою деятельность. Как вы думаете, мистер Бэдд?
— Вполне согласен с вами, — с готовностью отозвался Робби. Словом, единодушие было полное, и мистер Чайлд рассказывал очаровательные анекдоты о своих впечатлениях в роли посла. Ему очень полюбился король Италии, ростом с ноготок, но человек весьма энергичный — настоящий либерал, очень демократичный в своих вкусах. Как-то он разговаривал с Чайлдом на площади. Была холодная погода, и король просил посла надеть шляпу. Можно ли быть более деликатным? Робби опять согласился. Но Ланни не мог сладить со своими мятежными мыслями. Если так радоваться демократизму короля, то не лучше ли обходиться вовсе без короля? И зачем бы послу республики так носиться с королями?
Ланни рассказал Рику об этом разговоре — в части, касающейся Муссолини, и Рик согласился с ним, что американский посол плохо понял итальянский характер и действующие в стране социальные силы. Ланни и Рик время от времени встречали Муссолини в «Каза делла Стампа», и с каждым разом их мнение о нем ухудшалось. Здесь, на родине, он был еще большим бахвалом и позером, чем в Каинах. Он предложил Рику написать об успехах фашизма за последние два года, уверяя, что сейчас под его знаменем собралось четыреста тысяч молодых итальянцев. Рик чуть было не сказал ему: «В вашем воображении!» Но во-время вспомнил, что он джентльмен, чем и отличается от Муссолини.
Разговоры о Дутыше и его движении напомнили Ланни о Барбаре Пульезе. Не так давно он получил от нее письмо, где она благодарила его за помощь и сообщала свой туринский адрес. Так как работа агитатора и организатора вынуждала ее переезжать с места на место, то Ланни подумал, что она может приехать на конференцию, и он написал ей по туринскому адресу, сообщая название своего отеля. Затем он забыл об этом, так как в Генуе взорвалась новая бомба: было опубликовано сообщение, будто Советское правительство заключило договор со Стандард Ойл, предоставив ему исключительное право на бакинскую нефть.
Некий антибольшевистский делегат вручил одному нью-йоркскому журналисту отпечатанный на машинке листок с изложением главных пунктов мнимого договора. Журналист пытался проверить сообщенные ему факты, но все только смеялись в ответ; два-три дня он ходил с этой сенсационной бумажкой, которая жгла ему руки. Его газета «Уорлд» была против Стандард Ойл и против большевиков, он решил рискнуть и протелеграфировал в Нью-Йорк; сообщенная им новость была опубликована и часа через два вернулась в Геную, где никто, кроме русских и представителей Стандард Ойл, не мог знать, правда это или ложь; но ни одному их слову никто не хотел верить.
Поднялось невероятное волнение, и Робби пришлось вскочить в машину и мчаться в Монте-Карло, чтобы успокоить разъяренного сэра Базиля. Робби наверняка знал, что это утка, так как у его агента Боба Смита была интрижка с молоденькой секретаршей одного из агентов Стандард Ойл.
Шумиха заглохла через два-три дня, но вызвала одно неприятное последствие: всему миру было теперь ясно, какую роль играет в Генуе нефть, и журналисты стали задавать каверзные вопросы. Рядовой человек по горло сыт был войной и разрухой, о «совсем не желал итти на риск новой войны только потому, что крупные предприниматели стремились нагреть руки на русской нефти.
Однажды вечером Ланни пошел в оперу, но постановка оказалась неважной, и он рано вернулся домой. Рик был на приеме в одной из английских вилл, а Робби совещался с агентами Захарова. Ланни собрался было облачиться в пижаму и спокойно почитать, как вдруг постучался лакей и сообщил ему, что в вестибюле его дожидается какой-то мальчишка-итальянец. Он спустился вниз в вестибюль и увидел уличного мальчишку с большими темными глазами и худеньким лицом. В руках у него был конверт, который он протянул американцу. Ланни с первого взгляда узнал письмо, посланное им Барбаре Пульезе в Турин.