Назарий не хотел возвращаться ни в жалкую богомильскую общину, ни в разбойничье селение. Он вспомнил о князе, и ему пришло на ум построить хижину и поселиться подле пещеры. Минувшей весной он побывал там, видел огромные камни, завалившие вход. Он решил наведаться в свою прежнюю землянку и взять овчины, служившие ему постелью. Богомильская община пришла в запустение, молитвенный дом разорили, балки и кирпичи унесли в разбойничье селение. Возле башни стояла стража, наверху развевался флаг. Неподалеку возводили новый дом для Быкоглавого. Назарий пришел в ту минуту, когда Быкоглавый, богато разодетый, верхом на белом коне, отправлялся со своей дружиной на очередной грабеж.

— Ты где пропадал? — спросил он Н аз ария. — Мои люди с каких пор тебя разыскивают. Хочу я, чтобы ты нарисовал мне на флаге герб и расписал мой новый дом. Ты знаешь, как выглядят болярские хоромы и как все надо разукрасить. Неси сюда свои кисти и краски, поселишься здесь. Получишь самый хороший дом и все, что надобно.

И, не дожидаясь ответа, Быкоглавый поскакал во главе дружины устраивать на дорогах засады и грабить купцов и боля р. Огромная толпа провожала его радостными криками.

Назарий ко всему приглядывался, желая понять, что тут произошло за время его отсутствия. К нему подошел еретик с распоротой губой, подошли и другие, рассказали, что тому два дня Радул повел народ к покоям Совершенного, размахивая поясом познания, и после краткой речи потребовал, чтобы Тихик был предан суду за то, что сулил небесные престолы и блаженство, а сам заставлял их страдать, ходить нищими, оборванными. Радул убедил и остальных приверженцев учения отказаться от богомильства, и они кинулись, чтобы схватить Тихика. Тот, однако, успел вовремя скрыться, и неизвестно, где он теперь — быть может, подался в П ре слав либо его разорвали лесные звери.

Назарий забрел на торжище. Там шла бойкая торговля, многие открыли лавки и корчмы. Посреди торжища, стоя на камне, Радул проповедовал новое учение о власти, в коем мир уравнивался с богом.

Назарий хотел было пройти к пещере, думая поселиться в ней, но тут кто-то потянул его за рукав. Он обернулся и увидел Ивсулу.

— Как ты переменился, Назарий, — сказала она, когда их глаза встретились. — О, да ты теперь настоящий мужчина. Но не гляди на меня так, как все они!

— Да, я уже не тот, — проговорил он, чувствуя, как заколотилось сердце-Но и ты переменилась тоже. Истерзали тебя твои демоны, Ивсула?

— Про каких ты демонов говоришь? Демонов нету, наш учитель Радул тебе растолкует это, я не сумею. Знаешь, я вот к тебе зачем, хочу, чтобы ты нарисовал меня. Очень мне хочется, чтобы нарисовал, — томно сказала она. — В самых лучших моих уборах. Я надену их, когда* ты велишь.

— Нет надобности надевать красивые уборы, я и так нарисую тебя красивой. Но ты заплатишь мне тем, что отдашься мне. Я хочу тебя, Ивсула…

— Ого, ты тоже стал как все. — Она засмеялась, и Назарий заметил в ее глазах сладострастные огоньки. — Столкуемся! — Она ласково провела рукой по его бороде и убежала, а ее смех еще долго звучал у него в ушах.

"Вот это и есть истина, и сколь же она проста! Сколь земна и отвратительна! Двойственна она и погубляет всякого, чей ум потонет в ней, а между тем человек непрестанно и вечно домогается чего-то, пока живет на земле. Я тоже погубил себя, когда понял, что истина раздроблена на множество противоречивых истин и что над миром властвует неведомая сила. Мой бог умер, а с ним умерла и вера в мое искусство". При этой мысли Назарий почувствовал, что дьявол завладел им и влил в него свою желчную мудрость. Засмеявшись, он потащил овчины к пещере.

В лесу он выбрал место для своей будущей хижины, перенес туда краски, кисти, нашлась в землянке и чистая липовая доска, и тогда он попробовал написать Ивсулу по памяти — такой, какой он увидел ее в то утро. Однако рука изменила ему. Страсть бушевала в его груди, сокровенная тайна красок, их песни не пробуждали отзвука в его сердце, и Назарий отшвырнул доску. Отчаявшись, он решил раскидать камни, что преграждали вход в пещеру, и омыть себя в роднике. Подойдя ближе, он заметил, что вход наполовину свободен — кто-то сдвинул камни в сторону. Назарий проник в пещеру и увидел рясу апостола, на которой засохшая кровь Каломелы казалась пятнами ржавчины. Каменные недра земли представились Назарию схожими с его собственной душой: свет и тьма боролись там, как и у него в душе. Однако чудесный родник, голубовато-прозрачный, дымящийся, и широкий поток света, низвергавшийся сверху неземным сиянием, говорили о том неведомом, что Назарий считал ныне ложью…

Он стал раздеваться, но вдруг услыхал стон и, обернувшись, увидел в темном углу устремленные на него глаза — похоже, звериные. Вглядевшись пристальнее, Назарий узнал Тихика. Совершенный держал в руке нож и что-то сжимал под мышкой.

— Не выдавай меня, брат, — шепотом проговорил Тихик. — Они убьют меня.

— Почему ты здесь? — спросил Назарий.

— Укрылся от них, уже два дня прячусь, не знаю, куда идти… О, они злые, брат, в точности такие, какими ты изобразил их. Злые и неблагодарные. Ради их блага я обманывал самого себя, а теперь сатана ополчился против деяний, кои мне сам внушил.