Потом корреспондент АП потрусил к зданию «Белфаст телеграф». Солдаты расселись по «лендроверам» и покатили на базу. Сменились зевающие легавые, а небольшая толпа любопытных начала рассеиваться — граждане возвращались к своим делам и заботам.

Мы все смеялись, когда наши фотографии появились на первой полосе «Телеграф». Это и в самом деле были мы: мы восстанавливали упрямый, неукротимый город, и лица у нас были упрямые. «Их дух не сломлен!» — гласил заголовок.

— Чего не скажешь об ихних спинах… — заметил на это парень по прозвищу Паук и добавил: — Ерунда все это!

И все же, выгружая из фургонов последние, самые большие поддоны, а также витринные стекла и деревянные щиты для паба, мы двигались уже по-другому — с фасоном, с сознанием собственной важности.

Пока мы работали, дождь ослабел, ветер переменился, а наша одежда покрылась кирпичной и стеклянной пылью, клочками газет, хлопьями сажи и мельчайшими частицами от разметанного взрывом автомобиля. Гнетущие, приводящие в уныние признаки и приметы террористического акта, которые хорошо известны теперь во многих городах мира… Путаница слов и осколков, которые поэт Кьяран Карсон назвал «ирландским конфетти».

При других условиях замена выбитых стекол в домах могла бы занять несколько недель, но здесь действовали профессионалы. К концу дня наша работа была закончена, стекло выгружено, и нам выплатили причитающиеся деньги и премию за то, что ни один лист стекла не был разбит или украден. Некоторые решили сберечь деньги на рождественские подарки, но большинство отправилось в «Морскую деву», чтобы пропустить по кружечке-другой.

Мы пили, угощали друг друга темным пивом, ели ирландское рагу из баранины и яйца под маринадом.

Прежде чем поздно вечером паб закрылся, я отправился по магазинам, чтобы сделать кое-какие покупки. Себе я приобрел пару книг и новую пластинку «Нирваны». А бабуле купил зимнюю куртку. Еще с военных времен она была неравнодушна к шоколаду, поэтому я не утерпел и купил ей огромную плитку «Тоблеронс». Уже по пути домой я встретил в автобусе Малыша Томми, с которым служил в армии. Томми остался на сверхсрочную и дослужился до сержанта, а меня вышвырнули после того, как я угодил на гауптвахту на (кто бы мог подумать!) Святой Елене — крошечном, насквозь продуваемом всеми ветрами островке, где при невыясненных обстоятельствах скончался еще один военный преступник, Наполеон Бонапарт. Так что я еще легко отделался… Вспоминая службу, мы немного посмеялись, и Томми назвал меня сумасбродом и мятежником, а я сказал, что теперь он точно будет генералом.

Потом был другой автобус, долгий подъем по склону холма сквозь заволакивающую окрестности дождливо-туманную мглу.

Бабуля смотрела по телевизору сериал «Улица Коронации», поэтому мне не составило труда незаметно пробраться в квартиру с купленной курткой. Поздно вечером мы поужинали «ольстерской поджаркой» — яичницей с обжаренными картофельными лепешками, сосисками, грудинкой и прочим.

Бабуля всегда смотрела только мыльные оперы, поэтому она ничего не знала об утреннем взрыве. А я не стал ей ничего говорить, иначе бы она расстроилась. Зато, когда я достал шоколад, бабуля так и расплылась от удовольствия.

— Ну зачем такие траты! — сказала она.

— Мне удалось немного подработать, — объяснил я, и бабуля пошла заваривать чай. Мы съели шоколад, а затем я помог ей разгадать последние слова в кроссворде.

Потом навалилась ночная тьма, и огни за окнами погасли. Я принял душ и отправился в постель.

Меня окружили ночные шорохи и звуки. Гудели трубы в водяном котле на чердаке. На окраине поселка нехотя лаяли собаки. «Опять нажрался, пьянчуга долбаный!» — привычно кричала на мужа миссис Клоусон за стеной. Чуть слышно потрескивали половицы и балки перекрытий — каминная труба вытягивала последнее тепло, дом остывал, и дерево съеживалось и сжималось.

Вскоре я провалился в крепкий, глубокий сон, какой бывает у хорошо поработавшего человека.

Когда на следующий день утром я спустился вниз, меня уже ждал инспектор из агентства, которое занимается пособиями по безработице. Это был крупный мужчина в очках, твидовом костюме, голубой рубашке и красном галстуке. В руках он держал планшетку с зажимом, к которой были прикреплены какие-то документы. Инспектор производил впечатление отличного парня, хотя в данном случае — учитывая обстоятельства, которые привели его к нам в дом, — было бы уместнее, если бы инспектор оказался тощим субъектом с редкими, сальными волосами. Инспектор пил бабушкин чай и доедал остатки шоколада. Поздоровавшись, я тоже подсел к столу, и он сообщил мне новости.

Оказывается, моей фотографии в «Белфаст телеграф» было достаточно, чтобы министерство здравоохранения и социального обеспечения убедилось: я не только не являюсь безработным, но, напротив, активно тружусь в области строительства, продолжая при этом претендовать на пособие. Иными словами, мне чертовски не повезло. Впервые за несколько месяцев я решил подработать — и сразу же попал на страницы самой популярной в Северной Ирландии газеты! На первую полосу, если точнее. С другой стороны, служащие министерства соцобеспечения вряд ли просматривают все газеты и сличают лица на фотографиях со снимками в регистрационных карточках. Следовательно, в моей судьбе принял участие кто-то из соседей.