— «Советское правительство предоставит Компании „Тюбинген Петролеум“ права на эксплуатацию пятидесяти процентов нефтеносных участков, расположенных между районом Тейска и долиной Арунджи, описанных в меморандуме, представленном уполномоченным „Тюбинген Петролеум“ второго декабря тысяча девятьсот двадцать пятого года. Каждый такой участок будет прямоугольным, площадью не больше сорока десятин, и ни один не будет срединным…»

Гольдер поднял руку.

— Могу я попросить еще раз прочесть последнюю статью? — Он поджал губы.

— Каждый нефтеносный участок…

«Вот оно, — раздраженно подумал Гольдер. — Они вставили новый текст… Ждут до последнего, чтобы включить мелкие, внешне ничего не меняющие статьи… чтобы иметь повод разорвать договор… позже… когда будут переведены первые транши… Говорят, именно так они переиграли „Амрум“…»

Он вспомнил, что читал найденную в бумагах Маркуса копию договора с «Амрумом». Работы должны были начаться в точно определенный срок… Представителю фирмы официально пообещали, что срок можно будет отодвинуть… а потом контракт аннулировали… «Амруму» эта история стоила много миллионов…

— Стадо свиней, — буркнул он себе под нос и грохнул кулаком по столу. — Вы немедленно вычеркнете этот текст!..

— Нет… — Ответ прозвучал мгновенно, как пощечина.

— Я не подпишу.

— Как же так, дражайший Давид Исаакович… — воскликнул один из собеседников Гольдера.

Нежно-певучий русский акцент и учтивый, чисто славянский, строй речи странным образом контрастировали с его суровым желтым лицом. Маленькие узкие глаза блестели непримиримой жестокостью.

Он продолжил, протянув к Гольдеру руки, словно хотел прижать его к сердцу.

— Что вы такое говорите, любезный друг? Голубчик… Вам ведь известно, что этот пункт договора не несет никакой особой смысловой нагрузки? Он всего лишь призван успокоить законную обеспокоенность пролетариата, не желающего отдавать в капиталистические руки ни пяди советской территории, не обеспечив…

Гольдер раздраженно передернул плечами:

— Довольно болтовни! Не морочьте мне голову! Думаете, я забыл историю с «Амрумом»? Не тут-то было! Я не уполномочен подписывать договор, куда включена статья, с текстом которой компания не была ознакомлена… Вы меня поняли, Семен Алексеевич?

Тот захлопнул папку.

— Прекрасно! — произнес он тоном, в котором не осталось и намека на любезность. — Мы подождем. Пусть ваши компаньоны ознакомятся с дополнениями и примут решение.

«Все ясно… — подумал Гольдер. — Они решили потянуть время… Неужели „Амрум“?..»

Он вскочил, с грохотом оттолкнув стул.

— Я ничего не стану ждать, слышите, вы? Ничего!.. Мы либо подпишем контракт немедленно, либо он не будет подписан никогда!.. Подумайте хорошенько!.. Соглашайтесь или отказывайтесь, но теперь же!.. Я не задержусь в Москве ни на один лишний час!.. Идемте, Валлейс, — позвал он, повернувшись к секретарю Тюбингена, который не спал уже тридцать шесть часов и теперь смотрел на него в полном отчаянии. Боже, неужели из-за этакой мелочи все начнется сначала и ему придется слушать их бесконечные разглагольствования, крики и страдальческий, пугающий его голос старика Гольдера, моментами превращающийся в неразборчивое бульканье-клокотанье, как будто он мог вот-вот захлебнуться кровью…

«Как он может так кричать? — с невольным ужасом думал Валлейс. — Да и другие не лучше…»

Столпившись в одном углу, переговорщики надрывали глотки, но Валлейс улавливал только слова об «интересах пролетариата» и «тирании эксплуататорского капитала».

Лицо Гольдера налилось кровью, он нервно барабанил по столу открытой ладонью, роняя на пол бумаги. Каждый крик напоминал удар кулаком в лицо, и Валлейсу казалось, что сердце старика вот-вот разорвется.

— Валлейс! Черт бы вас побрал!

Секретарь вздрогнул и вскочил со стула.

Гольдер вскочил и быстро пошел к двери, преследуемый бурно жестикулирующими, галдящими людьми. Валлейс не мог разобрать ни слова и как в кошмарном сне бежал за Гольдером. Они были уже на лестнице, когда один из членов комиссии — все это время он спокойно сидел за столом — встал и догнал Гольдера. У него было странное лицо — квадратное, плоское, как у китайца, смуглое, как высохшая земля, с рваными ноздрями каторжника.

Гольдер начал успокаиваться. Русский сказал ему что-то на ухо, и они вернулись за стол. Семен Алексеевич продолжил чтение:

— «Советское правительство получает право на 5 процентов от ежегодной добычи 30 000 кубических тонн сырой нефти и 0,25 процента от каждых последующих 10 000 тонн. При достижении ежегодного объема добычи в 430 000 тонн доля повышается до 15 процентов. Государство будет получать денежную компенсацию, равную стоимости 45 процентов нефти, добываемой из вновь открытых скважин, а также права на газ, в размере от 10 до 35 процентов, в зависимости от доли содержащегося в нем газолина…»