Эндерсон Дженнет
Шрифт:
Фрэнк молча смотрел на нее.
— Спокойной ночи, — грустно улыбнулась Джейн и направилась к двери.
Фрэнк все еще не находил слов. Только когда девушка уже была в дверях, он окликнул ее:
— Джейн!
Она остановилась.
— Я… — Фрэнк не решился произнести то, что хотел, и ограничился сакраментальным: — Спокойной ночи.
Джейн бесшумно исчезла, осторожно закрыв дверь.
Каждый раз, когда он думал, что разгадал ее, Джейн поворачивалась к нему какой-то новой гранью, являя совершенно неожиданную сторону своей души.
Он был уверен, что обезображенная спина и еще не зажившие шрамы на лице отпугнут ее, и тогда вопрос будет решен — он целиком и полностью посвятит себя задуманной мести. Но Джейн расстроила его «стратегические» планы. Теперь он не знает, что и думать. Ее искреннее раскаяние и просьба о прощении обескуражили его.
Впервые увидев Джейн, дочь финансового магната, Фрэнк не сомневался, что перед ним пресыщенная роскошью красотка, уверенная в своей неотразимости. Он считал ее напыщенной девицей, предел желаний которой — возможность беспрепятственно пользоваться папочкиным счетом в банке, а обнаружил пылкую бескорыстную девчонку, одержимую страстью к лошадям. Он представлял себе самонадеянную благополучную леди, а увидел недюжинной силы личность, побывавшую на пороге смерти. Он узнал девушку, которая храбро пережила трагедию и нечеловеческую боль в том нежном возрасте, когда самым страшным ударом кажется возможность не перейти в следующий класс.
Фрэнк знал многих женщин, но ни одна из них даже в малости не могла сравниться с этой удивительной девушкой.
Размышляя о Джейн, Фрэнк совсем забыл о своей клятве — отомстить полковнику Агуэйру Рамиро. Это его испугало, он не имел права на беспечность.
Фрэнк встал и с трудом подошел к полке, чтобы поставить на место книгу. Больная нога вдруг подвернулась, и, чтобы не упасть, он ухватился за шкаф. Откуда-то сверху свалился тяжелый альбом. Фрэнк поднял его, открыл наугад где-то в середине и понял, что это своего рода хроника жизни одного из членов этой семьи. Он закрыл альбом и хотел уже было вернуть его на место, но соблазн оказался слишком велик. Фрэнк с трепетом открыл первую страницу. На ней была фотография улыбающегося ребенка с нимбом золотистых кудряшек вокруг головки. Очаровательная девочка сидела верхом на пятнистом пони. Она была в том возрасте, когда дети только начинают ходить. С бьющимся сердцем Фрэнк осторожно переворачивал страницы, с интересом наблюдая, как младенец превратился в жизнерадостную девчушку, потом в озорного подростка, в котором, впрочем, уже угадывалась будущая красавица. Перед глазами Фрэнка, как в захватывающем фильме, разворачивалась история жизни Джейн Ренкли.
На одной из страниц он увидел сияющую от счастья наездницу с серебряным кубком в руке. Листая дальше, Фрэнк увидел снимок грациозного гнедого коня. Знаменитый Спот, понял он. А дальше шли великолепные фотографии, запечатлевшие стремительное движение этой пары, когда взмыленный конь и его счастливая наездница слились в одно сказочное существо…
Он перевернул тонкий картон. Фотографий больше не было — закрылась победная страница жизни наездницы, фортуна отвернулась от Джейн Ренкли.
Альбомные страницы смотрели на него пустыми глазницами. Между последней страницей и обложкой лежал толстый конверт со штемпелем местного фотоателье. И Фрэнк, вновь поддавшись искушению, открыл конверт. Вот первая фотография. Из-под изящной жокейской шапочки ниспадают крупные золотистые локоны. Юная Джейн необыкновенно хороша в своем безукоризненно сшитом костюме для верховой езды. Рядом со своим любимцем, крупным и сильным Спотом, она кажется особенно хрупкой. Снимок этот, как и все другие, лежащие в конверте, был сделан во время Мельбурнских молодежных игр. На снимках наездница и красавец конь, сверкая серебром подков, казалось, парили над землей. Лицо Джейн разрумянилось, в янтарных глазах сверкали искры солнечного света.
Там же, в конверте, лежали аккуратно сложенные газетные вырезки. Фрэнк боялся, что увидит фотографии этого трагического события: упавшую наземь лошадь, подмявшую под себя наездницу. Он с трепетом развернул пожелтевшие листки.
Фотографий, слава Богу, не было, но эта трагическая сенсация, судя по всему, надолго заняла первые полосы всех австралийских газет. Хорошо, что нет фотографий — этого видимого образа свершившейся беды, еще раз подумал Фрэнк, вспоминая крупные заголовки орегонских газет тринадцатилетней давности и снимки, запечатлевшие обезображенные останки женщины — жертвы автомобильной катастрофы, разъяренного пожилого мужчину и обезумевшего от страха и горя юношу.
Джейн пришлось бы хуже, чем мне, тут же справедливо признал Фрэнк: прикованная к больничной койке, она не могла бы скрыться от назойливых репортеров — в отличие от меня. Но, как и я, она преодолела отчаяние. Так что не обольщайся, старина, храбрости и воли у нее побольше, чем у тебя.
Фрэнк аккуратно сложил снимки и вырезки в конверт и вложил его в альбом. Потом, превозмогая боль, поставил тяжелый альбом на полку.
Его глаза слипались от усталости. Он выключил обе лампы, и комната погрузилась во тьму. Засыпая, он мечтал увидеть во сне девушку с янтарными глазами.
4
Фрэнк выбрался из бассейна и с удивлением увидел Уильяма Ренкли — высокого, худощавого, надменного. Генерал небрежно развалился в одном из ярких шезлонгов и молча разглядывал своего бывшего подчиненного.
— Вы подкрадываетесь, словно ядовитая змея, — не удержался раздосадованный Фрэнк.
— Так и быть, приму столь экзотическое сравнение за комплимент, — невозмутимо ответил пожилой джентльмен, самодовольно усмехаясь. — Особенно из твоих суровых уст.
Голубые глаза пристально смотрели на Фрэнка, но холодный взгляд потеплел, когда он увидел воспаленный шрам на бедре и исполосованную рубцами спину.
— Хотите удостовериться в моей выносливости?
Уильям промолчал.
— Извините, — сказал Фрэнк, — но быстро ходить я еще не могу.
— Никто тебя и не торопит.
Видя, как Уильям бесстрастно наблюдает за ним, Фрэнк ухватился за бортик бассейна и, выпрыгнув, попытался сразу сесть. Однако бравада дорого ему обошлась: больная нога подвернулась, и он едва не свалился обратно в воду. Хорошо, что рядом оказалось легкое кресло, до которого он с трудом добрался, едва не потеряв сознание.