— Как же зовут мою альпийскую розочку? — проговорил он.

— Хайди, — она попыталась освободиться от объятий, но не особенно настойчиво. — Пожалуйста, герр майор. Мне надо работать.

— Самая важная работа — развлекать солдат фатерлянда, — громко заявил Смит. Не выпуская Хайди, он сделал большой глоток из кружки и продолжал уже потише, не отводя кружку от лица. — Хочешь, спою тебе песенку?

— Какую еще песенку? — вяло спросила Хайди. — Я тут всякого наслушалась.

— У меня лучше получается свистеть. Слушай, — и он стал тихонько насвистывать «Лорелею». Нравится? Хайди было напряглась, но сразу же расслабилась и кокетливо улыбнулась.

— Очень мило, герр майор. Уверена, вы и поете замечательно.

Смит со стуком поставил кружку, вызвав явное неудовольствие на другом конце стола, и поднес руку к губам, чтобы вытереть пену. Хайди по-прежнему улыбалась ему, но глаза ее были серьезны.

Прикрыв рот рукой, Смит спросил:

— Кто эти люди у стойки? Гражданские? Не оборачивайся.

— Гестапо, — она сделала демонстративную попытку освободиться от объятий. — Из замка.

— Один из них читает по губам, — Смит опять поднес кружку ко рту. — Они следят. У тебя в комнате через пять минут. Двинь меня хорошенько.

Хайди недоуменно взглянула на него, вскрикнула от боли, почувствовав, как он совсем не игриво ущипнул ее, отпрянула, размахнулась и звонко — так что слышно было по всему залу — шлепнула его по щеке. Голоса стихли, руки замерли, не донеся кружку до назначения, и все глаза обратились в их сторону. Смит, как и задумывал, оказался в центре всеобщего внимания. Так мог вести себя только тот, кому не было необходимости таиться.

Хайди вскочила, аккуратно расправила юбку, подобрала со стола записку, которую заранее положил Смит, и удалилась, высоко держа головку. Смит с раскрасневшимся лицом гневно поднялся, собираясь уйти, но его остановил капитан. Это был щеголеватый молодчик, типичный выкормыш гитлерюгенда, вышколенный и умеющий держать себя в руках, но под пивными парами немного утративший над собой контроль. В его налившихся кровью глазах читалась уверенность в собственной значимости и правоте.

— Ваше поведение недостойно звания офицера вермахта, — во всеуслышание заявил он.

Смит ответил не сразу. Гнев и обида постепенно слиняли с его лица, и оно стало непроницаемым. Не мигая уставился он на капитана, и тот, не выдержав, первым отвел глаза. Когда Смит заговорил, голос его звучал так тихо, что его вряд ли слышали за соседним столом.

— Надо добавлять герр майор, если вы обращаетесь ко мне, малыш, — сказал он ледяным тоном. В его глазах тоже сквозило холодом. — Майор Бернд Гиммлер. Вам, возможно, знакомо мое имя?

Он многозначительно помолчал, и капитан под его взглядом сразу как бы стал меньше ростом. Гиммлер, шеф гестапо, был человеком, наводившим ужас на всю Германию. И собеседник мог оказаться его родственником.

— Обратитесь ко мне утром в восемь. — коротко бросил Смит.

И ушел, не дожидаясь ответа. Капитан, мигом отрезвев, молча кивнул и бессильно опустился на стул. Пока Смит шел к двери, болтовня возобновилась. Для солдат, засланных в это отдаленное место, единственным развлечением было пиво, пиво в огромных количествах. Естественно, что подобные инциденты случались то и дело и, конечно, тут же забывались.

По пути Смит ненадолго остановился возле Шэффера:

— Сорвалась рыбка.

— Еще бы — с таким заходом. А, кстати, что вы ему сказали, этому капитану? — полюбопытствовал Шэффер.

— Дал понять, что я родственник Гиммлера.

— Босса гестапо? — недоверчиво переспросил Шэффер. — Рискуете.

— Я не могу позволить себе полагаться на случай, — загадочно ответил Смит. — Пойду попытаю счастья в «Дубовом дворе». Может, там больше повезет. Вернусь через десять минут. Не позже.

Он оставил Шэффера рассеянно смотреть себе вслед, жестом отстранил шедшего ему навстречу Каррачолу и вышел. Сделав несколько шагов по деревянной мостовой, он остановился и быстро огляделся. Улица был пуста. Он повернул за угол и свернул во двор «Дикого оленя». Там он нашел деревянный сарайчик. Убедившись, что слежки нет, он осторожно открыл дверь.

— Восемь часов, — бросил он в темноту. — Пошли.

Послышался шелест одежды, и на пороге появилась Мэри. Она сильно дрожала, лицо ее посинело от холода. Она вопросительно посмотрела на Смита, но он молча взял ее за руку и быстрым шагом повел к черному входу в кабачок. Они очутились в тесной прихожей, слабо освещенной масляной лампой, поднялись по лестнице и остановились у второй двери справа. Дверь без труда открылась.

Комната была маленькая, просто обставленная. Судя по чехлам из веселенького ситца и туалетным принадлежностям на трюмо, здесь обитала женщина. Мэри села на кровати, похлопывая себя по бокам в попытке согреться и без особого восхищения посмотрела на Смита.

— Представляю, как тебя забавляет эта игра, — грустно сказала она. — Ты тут в своей стихии.

— Инстинкт, — объяснил Смит.

Он склонился над плохо горевшей масляной лампой у кровати, прибавил свет и, окинув глазами комнату, взял в углу потрепанный кожаный саквояж, бросил его на кровать и раскрыл. Там лежала женская одежда. Он обхватил Мэри за плечи и заставил встать.

— Не тяни время. Снимай свои шмотки. Все до нитки. И переодевайся. Здесь все, что нужно.

Мэри смотрела, не понимая.