Я положил трубку, зажег свет, набрал номер Остроконечной башни [6] и попросил к телефону Флоримона Фару.

– Что случилось? – спросил он.

– Я сделал первый шаг по направлению к постели девицы Женевьевы,– сказал я ему.

– Бросьте, говорю я вам, мы берем это дело в свои руки.

– Невозможно. Это моя клиентка. Она заметила, что является объектом наблюдения. И хочет, чтобы я избавил ее от назойливых преследователей. Речь может идти только о ваших людях… Смешно, не правда ли?

Я пересказал ему недавний разговор с манекенщицей.

– Гм…– проворчал Фару.– С одной стороны, это нас устраивает, а? Ладно… Ну, хорошо… Вы получаете карт-бланш, Бюрма.

В натуре она была еще лучше, чем на фотографиях (чаще бывает наоборот). Декольте ее платья для коктейлей было не слишком глубоким, что меня огорчило. С острым вырезом и слегка прикрывающее плечи, оно тем не менее оставляло некоторую надежду для глаз порядочного человека. Если бы она наклонилась, например. Но я не мог бросить мелочь на ковер и заставить ее подбирать. Ее очень красивые руки были обнажены, ноги недурны. И еще множество всяких приятных для глаз, волнующих деталей. Белокурые волосы она зачесала назад, как на фотографии, показанной Фару. Глаза, искусственно удлиненные к вискам макияжем, были почти зеленого цвета. Точеные пальцы тонких рук заканчивались длинными лакированными ногтями, за исключением указательного пальца правой руки. Он, наверное, недавно сломался, когда она царапала кого-нибудь. Очевидно, эта девушка так же легко могла поцарапать, как и приласкать. Она приняла меня в маленькой, примыкающей к ее спальне гостиной, теплой и уютной, с изысканным освещением, предназначенным подчеркнуть прелесть как обстановки, так и хозяйки. Она бегло осмотрела меня и заметила своим бархатным голосом:

– Вы не похожи на полицейского, месье Бюрма.

– Я частный детектив, мадемуазель.

– Верно. Присаживайтесь, пожалуйста.

Она уютно устроилась в глубоком кресле. Я положил свою шляпу на столик и сел.

– Сигарету? – спросила она.

Она протянула мне плоский портсигар, из которого только что выудила русскую или псевдорусскую папиросу, в общем, одну из тех длиннющих штук, где больше картона, чем табака. Я встал, взял предложенную папиросу. Зажег обе, скосил глаза на ее корсаж и вернулся к своему креслу.

– Я очень рада, что вы похожи на джентльмена, а не на этих ужасных людей,– сказала она.– Боюсь, что я вас потревожила зря. Я очень импульсивна и потом… У меня нервы расстроены уже несколько часов…

Я улыбнулся. Коммерческая улыбка продавца щеток, который всегда умеет быть под рукой у клиента в случае необходимости. И подождал продолжения.

– Меня зовут Женевьева Левассёр,– сказала она.

– Да, мадемуазель.

– Вам, очевидно, не знакомо мое имя.

– Извините меня, но я не являюсь постоянным читателем журнала «Вог»…

– Но вы читаете газеты?

– Почти все.

– Вы там прочли имя Этьена Ларпаиа в таком случае?

– Ларпана? Это не тот человек, которого нашли убитым с копией картины Рафаэля, украденной в Лувре? С копией… или оригиналом. Знаете, я не всегда принимаю все, что печатают газеты.

– Да.

Она посмотрела на меня сквозь длинные ресницы:

– Это был мой любовник.

Я ничего не сказал. Не мог выразить ни соболезнований, ни поздравлений.

– И убила его не я,– добавила она, гневным жестом швырнув свою папиросу в пепельницу, и промахнулась.

Я встал, подобрал окурок, положил, куда следовало, и снова сел:

– А вас в этом обвиняют?

– Да.

– Полиция?

– Полиция допросила меня. Я представила ей… как вы это называете?

– Алиби.

– Да, алиби. В ту ночь мы е Этьеном никуда вместе не выходили. Кажется, у него были какие-то дела. Какие дела, я не знаю… впрочем, я тогда не знала, потому что теперь… Короче говоря я выходила с друзьями, которые засвидетельствовали это, и полиция ни разу не подвергла сомнению это… алиби. Но тот человек утверждает, что нет алиби, которое нельзя было бы опровергнуть и что…

Она прервала свою речь, подобрала под себя одну ногу, дав мне возможность полюбоваться другой, открыв ее гораздо выше колена.

– Какой человек? – спросил я.

– Мое алиби не было придумано, месье Нестор Бюрма. Мне бы хотелось, чтобы вы в этом не сомневались.

– Я в нем не сомневаюсь. Какой человек?

– Шантажист. Но все это просто смешно, теперь я это вижу.

– Все-таки скажите. Я буду действовать только, если вы прикажете, мадемуазель.

– Это тип, которого я встретила на одном коктейле, я его немного знаю и никогда не поощряла, но он не терял надежды, если вы понимаете, что я хочу сказать… Некий Морис Шассар…

– Так вы хотите, чтобы я избавил вас от этого невежи?

– Теперь уже не надо. Я сама от него отделаюсь. Когда я вам только что позвонила, я очень нервничала. Все это смешно.

– Как вы пожелаете,– сказал я.

В этот момент зазвонил телефон. Она встала и пошла ответить. Держа у розового ушка трубку, стоя гладила бедро. Она нахмурила брови, ее лицо стало жестким:

– Нет,– сказала она.– Меня здесь нет. Нет… Я… Один момент!

Она прикрыла ладонью трубку:

– Может быть, вы побеспокоились не зря, месье Бюрма. Это Морис… Морис Шассар. Мне очень хочется его принять и покончить с ним раз и навсегда. Ваше присутствие придаст мне силы, а его, быть может, напугает…