И Старый Билль передал про разговор канзасцев, слышанный им ночью у фургона.

— Он, наверное, телеграфировал в Сакраменто?

— Положим, что так.

— И звал несколько друзей к Скалистому ручью?

— Не несколько, а прямо шесть!

— Видите! Значит, я имею право просить вас не исполнять своей обязанности.

— Так-то так! Конечно, я не поступлю против совести, если не отправлю этой предательской телеграммы, Билль, призывающей к убийству. Ведь я знаю, Билль, вы будете защищаться и не позволите шести разбойникам…

— Восьми, телеграфист! — перебил Старый Билль. — Вы забыли еще двоих — моих пассажиров.

— Тем хуже… Но вы, говорю, не позволите даже и восьми негодяям взять вас, как цыпленка.

— Конечно, не позволю, тем более что у меня будет еще двое помощников — русских. Но трое против восьми — игра неравна.

— Ввиду этого, повторяю, совесть моя будет спокойна. Не буду я виноват и против государства, если исполню вашу просьбу, Билль, и не отправлю телеграммы. Правильно ли я рассуждаю?

— Вполне. Можете сослаться на мое заявление. Могу дать и письменно.

— Спасибо, Билль, за одобрение, но вы ведь знаете, как мстительны агенты? Через неделю, много две, я буду убит здесь, в своей конторе. Понимаете, в чем загвоздка, Билль? В том, что у меня очень милая жена, Билль, и прелестная девочка шести лет. И мне хотелось бы пожить более двух недель… Вот эти-то соображения и смущают меня…

— На этот счет будьте покойны! О неотправленной телеграмме никто, кроме нас двоих, не узнает.

— А эти молодцы? Ведь они скажут потом своим друзьям, что сдали в Виргинии телеграмму, и догадаются, что она не отправлена. И им, конечно, будет известно, что вы были в конторе…

— Эти молодцы никому больше ничего не станут говорить. Понимаете? — значительно прибавил Билль.

И его старое лицо было необыкновенно серьезно.

— Понял, Билль… В таком случае…

— Вы не отправите телеграммы?

— Не отправлю. Я будто бы ее не получал… Пожалуй, даже возьмите текст телеграммы. Ну ее к черту! — сказал телеграфист, отдавая телеграмму Биллю.

Старый Билль прочел следующие слова:

«Сакраменто. Отель Калифорния. Капитану Иглю.

Надеюсь, вы и пять друзей встретите меня у Скалистого ручья с провизией».

Билль положил телеграмму в карман и пожал руку телеграфисту.

— Возьмите уж и доллар, уплаченный за телеграмму. Мне с ним нечего делать.

— Держите пока у себя. Он получит свое назначение. Я спрошу у него, кому послать этот доллар, и на обратном пути сообщу, куда его послать. Прощайте!

— Прощайте, Билль. Счастливого пути!

— Благодаря вам он будет, надеюсь, счастлив! Спасибо, телеграфист!

Когда Билль вернулся в гостиницу и после недолгого своего туалета вошел в общую залу, то застал там Дунаева и Чайкина. Оба, вымытые и освеженные после ванны, уписывали поданный им завтрак. Яичница с ветчиной только что была окончена, и наши путешественники принялись за бараньи котлеты с картофелем.

Старый Билль присел к столу, занимаемому русскими, и заказал себе завтрак.

— Где это вы пропадали, Билль? Я вас искал, чтобы выпить с вами стаканчик рому. Чайк не пьет! — проговорил Дунаев.

— Маленькое дельце было в городе! — спокойно проговорил Билль.

— А куда девались наши спутники?

— Кто их знает! А вы ловко вернули свои двести долларов, Дун. Только советую вам никогда вперед не рассказывать, сколько у вас денег.

— Больше не буду, Билль. Не сердитесь! — с подкупающим добродушием сказал Дунаев.

В общей зале, кроме Билля и двух русских и жены хозяина у буфета, никого не было. По временам кто-нибудь заходил, выпивал стаканчик рому и уходил. Старый Билль внимательно всматривался в каждого приходящего.

Чайкин заметил это и спросил:

— Пассажиров отсюда не будет?

— В конторе никто не записался. Да и места нет. Разве сзади втиснуть…

В эту минуту в залу вошел рослый, высокий мужчина в широкополой шляпе и в высоких сапогах и, подойдя к столу, проговорил:

— Не возьмете ли меня, Билль, пассажиром до Сакраменто?

— Места нет! — резко ответил Старый Билль, оглядывая своим быстрым, проницательным взглядом рослого господина с головы до ног.