Шрифт:
В этом же письме жена Маркса поделилась своими размышлениями о вышедшем из печати «Капитале».
«…Если Вы уже приобрели книгу Карла Маркса, то советую Вам, в случае, если Вы еще не пробились, как я, через диалектические тонкости первых глав, прочитать сначала главы, посвященные первоначальному накоплению капитала и современной теории колонизации. Я убеждена, что Вы, как и я, получите от этих глав огромнейшее удовлетворение. Разумеется, Маркс не имеет для лечения зияющих кровоточащих ран нашего общества никаких готовых специфических лекарств, о которых так громко вопит буржуазный мир, именующий теперь себя также социалистическим, никаких пилюль, мазей или корпии; но мне кажется, что из естественноисторического процесса возникновения современного общества он вывел практические результаты и способы их использования, не останавливаясь перед самыми смелыми выводами, и что это было совсем не простым делом — с помощью статистических данных и диалектического метода подвести изумленного филистера к головокружительным высотам следующих положений: «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества… Многие не помнящие родства капиталы, функционирующие в Соединенных Штатах, представляют собой лишь вчера капитализированную в Англии кровь детей… Если деньги… «рождаются на свет с кровавым пятном на одной щеке», то новорожденный капитал источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят… Бьет час капиталистической частной собственности…» и до конца.
Должна сказать откровенно, что этот изумительный по своей простоте пафос захватил меня, и история стала мне ясной, как солнечный свет».
Приближалось замужество красавицы Какаду — Лауры, и мать деятельно готовила ей приданое: и обязательные платья из тяжелой тафты, и костюм для свадебного путешествия из клетчатой шотландской шерсти с пышной короткой юбкой. Все три дочери Маркса, отличные гимнастки, тотчас же оценили преимущества такой одежды, но допускалась она только в дороге. В повседневной жизни, как и все девушки их возраста, Женнихен, Лаура и Элеонора носили длинные, до пола, с узким лифом платья, отделанные воланами или тесьмой. Несгибающиеся, густо накрахмаленные нижние юбки придавали таким одеяниям из тяжелых тканей вид колокола. Тугие локоны: черные — у Женнихен и золотисто-бронзового цвета, которым прославились венецианки на полотнах великого Тициана, — у Лауры — ниспадали на плечи.
Перед бракосочетанием Лауры, которое решено было совершить по-граждански, в мэрии, Лафарг отправился в Манчестер познакомиться со вторым отцом своей невесты — Фридрихом Энгельсом.
В апреле Лаура и Поль зарегистрировали брак в бюро актов гражданского состояния в Лондоне. Энгельс приехал на это торжество ненадолго, в Манчестере его ждали неотложные дела.
Женнихен не преминула заставить Энгельса ответить на вопросы ее заветной книги признаний.
— Ты не сопротивляйся, дядя Энгельс, наша Ди настойчива, как Мавр, и она все равно поставит на своем.
— Но мне разрешается шутить, надеюсь. Это ведь не опрос фабричного инспектора, — оговорил свои права Фридрих. — Они честнейшие люди, но не всегда им свойственно чувство юмора.
— Ты можешь писать, что хочешь. Да и попробуй кто приневолить Фреда! — вмешался Маркс.
Энгельс уселся поудобнее за рабочим столом друга. И со свойственной ему тщательностью принялся писать без помарок, четким, красивым, ровным почерком.
— Только тот комик смешон, который сам траурно серьезен, — возгласил Энгельс, состроив при этом мрачную гримасу, и подмигнул Тусси.
Достоинство, которое вы больше всего цените в людях?
— Веселость.
…в мужчине?
— Не вмешиваться в чужие дела.
…в женщине?
— Умение класть вещи на свое место.
Ваша отличительная черта?
— Знать все наполовину.
Ваше представление о счастье?
— Шато-Марго 1848 г.
Недостаток, который внушает вам наибольшее отвращение?
— Ханжество.
Ваша антипатия?
— Жеманные, чопорные женщины.
Ваше любимое занятие?
— Поддразнивать самому и отвечать на поддразнивание.
Ваш любимый герой?
— Нет ни одного.
…героиня?
— Их слишком много, чтобы можно было назвать только одну.
Любимый цветок?
— Колокольчик.
…цвет?
Энгельс вспомнил зловонные красильные цехи текстильной фабрики и написал:
— Любой, если это не анилиновая краска.
Ваше любимое блюдо?
— Холодное — салат, горячее — ирландское рагу.
Ваше любимое житейское правило?
— Не иметь никакого.
Ваш любимый девиз?
— Относиться ко всему легко.
— Ах, дядя Энгельс, — сказала Тусси разочарованно, прочитав его ответы, — ты зря, шутки ради, наговорил на себя напраслину. Ты совсем другой.
Вскоре Энгельс вернулся в Манчестер. Там радостное событие было отмечено снова. 10 апреля Фридрих писал об этом Карлу:
«Свадьбу мы здесь отпраздновали с большой торжественностью, собакам надели зеленые ошейники, для шести ребят был устроен званый чай, огромный стеклянный кубок Лафарга служил чашей для пунша, и бедного ежа напоили пьяным в последний раз».
Ручной еж был другом не только Энгельса, его жены Лицци, но и Тусси Маркс, часто наезжавшей в Манчестер. Однако в ночь, когда вся семья Энгельса отпраздновала заочно свадьбу Лафарга, еж разгрыз одеяльце, на котором спал, сунул голову в дыру и так запутался, что утром его нашли задушенным.
Известие о кончине ежа огорчило Тусси, и Карл с шутливой печалью выразил Энгельсу соболезнование по поводу кончины «достопочтенного ежа».
Лафарги уехали на месяц во Францию. Они решили затем обосноваться в Лондоне, где Лафарг, закончивший медицинское образование, должен был начать врачебную практику.