Сара старалась остановить поток этих безумных, бессвязных слов, в которых звучало жалкое самоунижение.

— Замолчите, замолчите, — шептала она, и ей, наконец, удалось заставить его умолкнуть.

Теперь ей было необходимо все ее самообладание, чтобы добиться того, чего она хотела.

Она отвернулась, чтобы не смотреть на Жюльена; алый отблеск зари упал на ее лицо.

«Я добьюсь своего», — подумала она решительно, стараясь превозмочь душевную слабость и волнение, которые вызывала в ней близость Жюльена.

— Вы не должны этого делать, Жюльен, — заговорила она, наконец, умоляюще протягивая к нему руки. — Ради меня, единственно ради меня, вы не должны этого делать! Ведь возобновление процесса было бы возобновлением сплетен и пересудов. Неужели вы хотите снова подвергнуть меня этой пытке?

— Я сумею избежать этого, — возразил он мрачно. — Пусть кто-нибудь попробует...

— Но даже если и так, ваша карьера, единственный смысл вашей жизни, будет разбита. Очистив меня, вы погубите самого себя. А ведь в сущности мне ничего не нужно... То, во имя чего я страдала... даже это оказалось ничтожным... Если бы вы только знали, какой ничтожной кажется мне жизнь! — добавила она безнадежно.

— Только ничтожной, а не хуже? — с горечью сказал Жюльен. — Неужели вы думаете, что я другого мнения? Неужели вы не понимаете, что меня сводит с ума мысль о том, что вы должны были обо мне думать еще в тюрьме? Ведь вы не истеричка и не мечтательница; вы, конечно, здраво смотрели на наши отношения и осуждали мое молчание. Неужели можно верить в любовь человека, настолько подлого, что он не желает рисковать даже своею подписью и проявляет черную неблагодарность по отношению к той, которая пожертвовала для него всем? А вы знали, что я благоденствую за счет вашего счастья и вашей свободы. Как вы должны были презирать и ненавидеть меня!..

— Нет, я знала, что вы все-таки мой, и это спасло меня, — в неудержимом порыве воскликнула Сара.

Его лицо преобразилось.

— Я — ваш, Сара?

— Я это всегда знала и знаю...

— Вы не можете так думать, Сара, это невозможно, — прошептал он, закрывая лицо руками.

Она что-то прошептала в ответ, и он упал к ее ногам, пряча свое лицо в ее коленях.

До нее доносились бессвязные, прерываемые рыданиями слова, а жгучие слезы, проникая сквозь легкую ткань платья, жгли ее ноги.

Не отдавая себе отчета в том, что она делает и какое чувство побуждает ее так делать, она склонилась к нему в страстном порыве, потрясенная его близостью, с единственным желанием утешить его.

— Не надо, Жюльен, не надо...

Но ее слова потонули в потоке его отчаянных признаний и мольбы о прощении.

— Я всегда молился на вас... всегда... ваши страдания ради меня... но ведь я тоже страдал... Какое унижение знать, что вы расплатились за меня... за меня, который готов был носить вас на руках... Ничто не изгладит этого года тюрьмы... Из-за меня... Знойное солнце Африки свело меня с ума... но я клянусь, что никогда не любил ее... Только вас, одну вас... Мною руководила дикая злоба против вас, себя, всего на свете... А когда я вспоминал прошлое, то был близок к самоубийству — так это меня потрясало. Ваш образ вставал передо мной, ваши движения, ваши губы, ваши поцелуи, то, как вы откидывались в кресле, чтобы дать мне прижаться губами к вашей шейке... я обезумел, думая и мечтая об этом... А потом наша встреча... вы не сможете простить меня, даже если бы захотели, — ни одна женщина не в состоянии этого сделать...

Он поднял к ней свое искаженное лицо, по которому текли слезы.

— Сара, не прогоняйте меня. Вы только что сказали, что я — ваш. О, если бы вы знали, сколько любви, отчаяния и горя таится в моем сердце! Не я отплатил низостью за год, который вы принесли мне в жертву, — не я, не я, не тот, кого вы называете своим! Вдали от вас я — жалкое ничтожество! Спасите меня, верните меня к жизни, не отнимайте у меня вашей любви, любимая, любимая!

Она не отвечала, прислушиваясь к внутреннему порыву, который бросал ее в его объятия; она даже не двигалась и только смотрела на него.

Но он не понял ее; его лицо изменилось; он встал, тяжело опираясь на ручку кресла.

— Я так и знал. Вы не можете. Ни одна женщина не могла бы... Я этого не стою...

Сара все смотрела на него. Последние лучи солнца играли в его светлых кудрях, резко обрисовывая линию щек и властного рта, в котором было все-таки что-то детское.

Он низко поклонился ей и направился к выходу. Еще мгновение, и он уйдет не только из этого сада, но и из ее жизни...

Она бросилась вслед за ним напрямик, по шуршащей под ее ногами траве. Он шел, не оборачиваясь, она попыталась окликнуть его, — ее голос не повиновался ей.

Внезапно он обернулся... и увидел ее.

Она бросилась к нему, обвила его своими руками и прижалась к нему в страстном порыве.

— Я — твоя, — шептали ее губы.

Он глядел на нее с выражением бесконечной скорби; она не вынесла этого взгляда и притянула к себе его голову.

— Поцелуй меня, Жюльен, любимый мой...

Он побледнел; его глаза, устремленные на ее лицо, горели любовью и жгли, как страстная ласка.

— По-настоящему! — снова прошептала она, еще крепче обвивая его своими руками. Летний вечер распростер над ними свои безмятежные крылья.