Шрифт:
…Доложенный на Ваше утверждение план разведки имеет целью определить основную цель, объекты и задачи разведки. Все это определено в пределах лежащих на нас задач и без глубокого наземного вклинения на территорию противника… не далее 10–15 км от линии наших застав. Все это направлялось на то, чтобы лучше знать о противнике и лучше подготовить уничтожение всей самурайской гадости…
Если мы не будем вести хорошо организованную разведку, особенно агентурную, авиационную, и захватывать пленных, мы не сможем заранее раскрыть замысел действий и сосредоточение сил противника.
В случае внезапного удара противника по нашей обороне мы можем опоздать с выводом главной группировки из района Тамцак-Булак». [110]
Анализируя причины первых крупных потерь и поражений, Жуков первым делом распорядился использовать временное затишье на фронте для выучки командного состава и бойцов ведению ближнего боя. «хорошему владению гранатой, штыком, умению скрытно переползать и при малейшей остановке зарываться в землю», во-вторых, категорически запретил любые атакующие действия без серьезной артподготовки. [111]
110
Цит. по: Краснов В.Г. Неизвестный Жуков. С. 103–104.
111
Там же. С. 104–105.
Но поначалу заметных изменений в обстановке не происходило. 20 июня Ворошилов выговаривает Жукову: «По Вашим донесениям видно, что Вы вместо поисков и разгрома авиации ближайших к границе аэродромов производите никому ненужные и бесполезные штурмовые налеты по неизвестным объектам, отдельным машинам и военным городкам. Такие налеты по пустому месту с большим количеством авиации приводят к напрасному сжиганию моторов и могут дать совершенно обратные ожидаемым результаты… Предлагаю прекратить ненужные штурмовые налеты по неизвестным объектам и ограничить деятельность авиации постоянным наблюдением в полосе до 5–10 км от границы исключительно с разведывательными целями». [112]
112
РГВА. Ф. 37 977. Оп. 1. Д. 46. Л. 112.
24 июня в районе Депден-Суме произошел неудачный бой между 149-м стрелковым полком и японцами. «Бой, по моему мнению, — сообщал 26 июня начальнику политуправления РККА руководитель бригады работников этого управления Абрамов, — бессмысленный и явившийся следствием распущенности командира полка майора Ремизова и бездеятельности военкома Кабанова, бой, повлекший за собой 10 человек убитыми, из коих 4 человека оставлены на территории противника, 87 человек ранеными и потерю одного танка БТ-5, 4 бронемашин и 1 грузовой машины, из которых танк, 3 бронемашины и грузовая машина оставлены на территории противника». [113] Правда, позднее И.М.Ремизов полностью реабилитировал себя, проявив недюжинную командирскую смекалку и героизм, за что посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.
113
Там же. Д. 51. Л. 129.
Примеры, когда командиры и бойцы проявляли недисциплинированность и неумелые действия, были не единичны. Меры воздействия и наказания — самые суровые. Так, 27 июня военный трибунал приговорил к расстрелу командира отряда капитана М.П.Агафонова, командира взвода лейтенанта С.Н.Дронова и красноармейца Д.Я.Лагуткина. Двигаясь ночью, они сбились с пути и наткнулись на японскую заставу. Все трое после обстрела противником «в панике бежали в тыл». Осужденные имели право обратиться в вышестоящие судебные органы для смягчения приговора. Однако Жуков и Никишев были иного мнения. В своем обращении в Президиум Верховного Совета СССР, к наркому обороны и начальнику Генерального штаба они писали: «В связи с боевой обстановкой и особой опасностью этого преступления, в порядке статьи 408 УПК РСФСР, ходатайствуем о непропуске кассационных жалоб Агафонова, Дронова и Лагуткина и немедленном приведении приговора в исполнение». [114] Скорее всего, такой шаг был предпринят в целях наведения порядка и усиления дисциплины по принципу «чтоб другим неповадно было».
114
Там же. Л. 122.
Японское командование, находясь под впечатлением первых успехов, пришло к мнению, что необходимо поставить последнюю точку в споре за Халхин-Гол. Командующий Квантунской армией генерал Уэда утвердил 20 июня новый план наступления, который предусматривал подготовку и проведение «тыловой операции» с целью «уничтожить армию Внешней Монголии, перешедшую границу». Замысел противника состоял в том, чтобы главными силами 23-й пехотной дивизии обойти левый фланг советско-монгольских войск, переправиться через Халхин-Гол, отрезать пути отхода на запад и ликвидировать попавшие в окружение части. В район Хайлара были дополнительно переброшены пехотный полк и отряд полевой зенитной артиллерии. В районе Халун-Аршан сосредоточивалась 1-я танковая группа (танковый полк, танковый полевой отряд, отдельный полк боевой артиллерии, подразделения обеспечения и обслуживания) под командованием Ясуока, который назначался командиром сводного отряда. Всего противник сосредоточил для удара более 10 тысяч штыков, около 100 орудий и До 60 противотанковых орудий.
Японское командование настолько уверовало в успех операции, что пригласило в район боевых действий иностранных корреспондентов и военных атташе наблюдать предстоящие победные действия.
Первоначально все шло так, как и планировал противник. Перед рассветом 3 июля части японских войск, сумевшие ночью скрытно переправиться через Халхин-Гол, атаковали подразделения 6-й кавдивизии МНР, захватили гору Баин-Цаган и прилегающие к ней участки местности. При этом противостоящие врагу немногочисленные силы — чуть более тысячи штыков и порядка 50 орудий — были явно не способны преградить ему путь для удара во фланг и тыл основной группировки наших войск.
В сложившейся, поистине критической, ситуации требовалось принять неординарное решение, которое позволило бы не допустить прорыва основных сил противника на противоположный берег Халхин-Гола. В этой обстановке командир корпуса мог только рассчитывать на свой резерв: 11-ю танковую и 7-ю мотоброневую бригады, которые насчитывали до 150 танков и свыше 150 бронемашин. Кроме того, в его распоряжении находился бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии, оснащенный сорокапятимиллиметровыми пушками.