Страсть к месмеризации не остывает, наоборот, день ото дня она нарастает. Из салонов месмеромания перекинулась на улицы. В замках и парках возникают магнетические лужайки и гроты, в городах — тайные кружки и ложи. Увлечение флюидом — повальное, все друг друга магнетизируют. Месмер в моде, и потому его метод воспринимается не как наука, а как театр. Но врачу это на руку, и он сам способствует безумству: разрабатывает соответствующий сценарий.

Вызванная Месмером психическая эпидемия выходит за рамки медицины и становится формой религиозного помешательства. Стоит Месмеру выйти на улицу, как пациенты бросаются к нему, чтобы дотронуться хотя бы до его одежды. Не только простой люд, но и княгини, герцогини просят принять их на лечение. Прилив несчастных и растерзанных душ был столь значителен, что Месмер вынужден в конце улицы Boudy намагнетизировать дерево, к которому тысячи больных привязывались веревками. Короче говоря, наступила полная месмеризация французского общества.

В какие-то моменты могло показаться, что Месмер снова возносится на привычную для него волну успеха. И действительно, наблюдая такую бешеную популярность, трудно вообразить печальный финал. Но уже вскоре выяснится, что этот успех — начало конца. Последовало падение, за которым подъемов уже не было.

Французская общественность была взбудоражена месмеровским флюидом, пристрастие к магнетизированию доходило до мании. В кругах высшего общества это занятие стало салонной игрой, в армии — обыденным препровождением времени. В книге современного французского историка Луи Фрепара указывается, что накануне революции магнетизмом были увлечены аристократия и духовенство. Магнетизм рассматривали как ключ к познанию высших тайн (Фрепар, 1958).

Справедливости ради надо сказать, что Месмеру нельзя ставить в вину дальнейший ход развития его учения: оккультные науки, доселе дремавшие, вдруг в одночасье, словно кто-то там, сидящий наверху, дал им знак, зашевелились, подняли головы, а с ними поднялась вся муть со дна. В этом отношении Месмер разделил судьбу других реформаторов, чьи идеи оставались неправильно понятыми или намеренно искажались. Нельзя также его упрекать и в том, что его метод стал активно использоваться недобросовестными людьми в качестве рекламного средства для всевозможных псевдоврачебных махинаций. Однако поздно — джинн вылез из бутылки и показал зубы!

В сущности, никогда не было эпохи более прибыльной для всякого рода шарлатанов, эксплуатировавших влечение общества к оккультизму, его жажду проникнуть в тайну, непостижимую уму. Что мог поделать едва нарождающийся материализм против этой всеобщей страсти к неведомому, под маской которого воскресал средневековый мистицизм? Никола Бергасс экспериментировал с большим количеством оккультных наук. Он посещал салон Duchesse de Bourbon, куда приходил Сен-Мартен для занятий месмеризмом. Бергасс посещал также собрание спиритуалистов в доме Джона Каспара Швейцера (J.-C. Schweizer) и его жены Магдалены, которая отстаивала и пропагандировала физиогномическую теорию Лафатера. Жак Казотг (1719–1792) распространил доктрину Калиостро в среде месмеристов. Барон d'Oberkirch основал кружки месмеристов в Париже и Страсбурге. Он описал некоторые сеансы этих групп.

В письме к невесте от 7 мая 1789 года Бергасс описал себя как приверженца Лафатера. В бумагах Бергасса, оставшихся после его смерти, были найдены копия одного из мистических сочинений Сен-Мартена и неотправленное письмо от 21 марта 1818 года. В письме говорилось, что он вовлечен в проект по перепечатыванию трудов Сен-Мартена. Также бумаги содержали набросок о Жаке Казотте, который детально описывал мистические секты в конце старого режима. Казотт — влиятельный мартинист, написавший труд по месмеризму, который был издан в Париже в 1864 году.

Постепенно на протяжении девятнадцатого столетия стараниями профанов месмеризм оказался окончательно скомпрометированным. Особенную известность в XIX веке в Париже приобрел магнетизер барон Элиафас Леви, настоящее имя которого Альфонс Луи Констан (1810–1875). В сочинении «Догмат и ритуалы высшей магии» (1856) он говорил, что может читать нераспечатанные письма и многое др. Не отставал от него маркиз Станислас де Гуайта (1860–1898). Состен де Ларошфуко (1785–1864), управляющий изящными искусствами при Карле X, при случае занимался магнетизмом.

И Александр Дюма-отец отдал дань моде, увлекаясь спиритизмом и передачей мыслей на расстоянии. Так, он сообщает в одной из газет, что, будучи в гостях у знакомого депутата по улице Анжу-Сент-Оноре, заставил силой своей воли прийти туда одну даму, которая мирно спала на улице Маре-дю-Тампль.

В его книге «Беседы об искусстве и кулинарии» есть глава «Сеанс магнетизма», в ней он пишет:

«В прошлое воскресенье Алексис попросил меня, чтобы сыграли „Флакон Калиостро“ в театре „Сен-Жермен“: он хотел, чтобы я увидел его в роли влюбленного. Я договорился с директором театра, и было условлено, что Алексис на вечернем спектакле сыграет роль Дерваля, а его жена — роль Дежазе.

Воскресенье — это именно тот день, когда я устраиваю приемы для своих друзей; и в то воскресенье у меня собралась отличная компания, среди которых Луи Буланже, Сешан, Диетерль Деплешен, Делапу, Жюльде Лессепс, Коллен, Делааж, Бернар, Монж, Мюллер и др. Пришел Алексис. Все так горячо просили его, чтобы он продемонстрировал одно из своих чудес, что он заявил о своей готовности сделать все, что захотят, если кто-нибудь из присутствующих взялся бы его усыпить. Все переглядывались, но никто не осмеливался начать этот опыт. Мсье Бернар подошел ко мне и сказал: