И наконец, фильм «Глубокий рейд» (1937). Сценарий к нему написал Николай Шпанов — корифей тогдашней «военно-патриотической» фантастики, автор произведений, в которых пропагандировалась шапкозакидательская доктрина: «война малой кровью и на территории противника». Формально картина, в которой доблестные «сталинские соколы» отправляются в тыл неназванного агрессора бомбить его аэродромы и военно-промышленные объекты, не была экранизацией. Хотя, надо сказать, смотрелась идеальной иллюстрацией сразу к нескольким романам плодовитого автора.

Для завершения нашего «сада камней» не хватает всего двух фрагментов. Последних двух экранизаций — на сей раз произведений, вышедших уже после войны.

В 1953 году режиссер Абрам Роом перенес на экран вышедшую годом раньше сатирическую пьесу Аугуста Якобсона «Шакалы» — единственное обращение к фантастике эстонского прозаика и драматурга (и кстати, Председателя Верховного Совета Эстонской ССР и зампреда ВС общесоюзного). Фильм «Серебристая пыль» снял классик отечественной операторской школы Эдуард Тиссэ, в картине сыграли замечательные актеры: Ростислав Плятт, Осип Абдулов, Всеволод Ларионов. Но и их усилия не смогли «вытянуть» фильм из заданного русла политической агитки эпохи холодной войны: о происках американских империалистов, разработавших новое оружие массового уничтожения — радиоактивную «серебристую пыль».

Зато классика советского научно-фантастического кино — фильм Павла Клушанцева «Планета бурь» — вышел уже в другую эпоху. И, можно сказать, в другой стране. На дворе стоял 1961 год, с момента знаменитого доклада Хрущева на XX съезде прошло уже пять лет, и только что слетал в космос Гагарин… И вот такое пиршество для любителей фантастики!

Клушанцев экранизировал повесть Александра Казанцева, первый вариант которой был опубликован в газете в 1959 году. В данном случае имел место феномен, не раз наблюдавшийся в истории экранизаций научной фантастики — кино получилось на порядок лучше литературного первоисточника! Единственной ложкой дегтя стали герои картины — точнее, полное отсутствие на экране живых людей, которых замещали говорящие манекены. «Герои» перекочевали в фильм из повести Казанцева, так что актерам не позавидуешь (а в фильме, в частности, снялся Георгий Жженов — впервые после своего возвращения из лагеря).

Очевидно, что Павел Клушанцев, до того снимавший фильмы научно-популярные — и во всех отношениях фантастические! — с актерами работать не умел. Но любители фантастики ему все простили — за те фантастические съемки, которыми их баловали на протяжении часа с лишним. За такой фильм в начале шестидесятых не было стыдно и перед Голливудом — хотя выяснили мы это, как легко догадаться, много позже. Впрочем, о творчестве Клушанцева на страницах журнала уже писали не раз [3] , так что не буду повторяться.

Эта экранизация стала этапной и в другом смысле. Перечисляя приметы 1961 года, я не назвал еще одну — прошло четыре года с момента выхода в свет «Туманности Андромеды». Из этих заметок намеренно исключена экранизация романа Ефремова. Повесть Казанцева знаменовала собой уходившую эпоху в истории нашей фантастики, а роман Ефремова — наступавшую новую. Уже вышли первые книги Стругацких, и меньше года оставалось ждать их «Возвращения». С программным подзаголовком «Полдень, XXII век».

Но это уже, как говаривали сами братья, совсем другая история. И, соответственно, тема следующего обзора.

Михаил КОВАЛЁВ

Только с большого расстояния могло показаться, что у механизмов завоевателей три ноги.

Две лапы, повернутые коленями назад, и длинный сегментный хвост — теперь лейтенант Джейсон видел это совершенно отчетливо. Хвосты извивались из стороны в сторону, когда механизмы передвигались; хвосты упирались в землю, когда машины останавливались.

Железные чудовища вышагивали по улицам мертвого поселка в свете луны и мерцающих созвездий. Бум! Бум! — сотрясала землю их поступь. Тяжелые шаги, шум ветра в вершинах секвой, и больше ни звука. Даже сверчки притаились. Все живое притаилось. Потому что механизмы, а точнее — их машинисты, не ведали жалости.

— Тише, рейнджеры, не дышите, ибо имеющие уши — услышат, — шептал Джейсон, не отрываясь от окуляров бинокля. Слова его тонули в шелесте тростника — зеленой стены, за которой засел взвод легкой пехоты вместе с проводниками из племени семинолов.

Вот длинное, приземистое сооружение на окраине. То, у которого поломана крыша. Это старое зернохранилище. Еще час назад из него доносились человеческие стоны и рев скота. Но теперь за его стенами тихо, как в могиле.

На закате механизмы сгрузили туда добычу — людей и домашних животных. Сквозь дыру в крыше, не особенно церемонясь. На хвостах у них были щипцы, похожие на увеличенные многократно клещи уховертки. Этими щипцами они и орудовали.

Потом залили зернохранилище какой-то красной дрянью. Дрянь была густой, как простокваша, и несло от нее на милю кислотой.