— Вот от нее мы и можем избавиться.

— Но я не хочу быть президентом нашей конторы! Она убыточна во втором квартале!

— О твоих желаниях мы еще поговорим. Я могу практически ВСЁ.

— Дамир, остановись. Я должна переварить полученную информацию. А то Шарик разовьется в чрезвычайно высокую психическую личность… — Мне захотелось опять стать Женщиной, а не спутницей в путешествии по иным мирам. — Я хочу отведать твой чудодейственный массаж…

Я легла на массажный стол, который был удобнее, эргономичнее, чем тот, на котором я лежала у Коли накануне. Более продвинутая и дорогая модель. Дамира хватило минут на пять, не больше. Он намазал меня маслом, его руки скользили по коже, затрагивая самые эрогенные точки, которыми, казалось, покрыто все мое тело. Мы снова были на космическом корабле, который набирал скорость.

Я осталась на ночь — не помню, чтобы за последние несколько лет я не возвратилась ночью домой, к сыну. Он дал мне новую зубную щетку. Точнее три — на выбор — в упаковке. Я была дома. Я чувствовала это, как никогда ранее. Я везде была в гостях, но сейчас я обрела СВОЁ пристанище.

Я прижималась к нему всем телом, я хотела его вновь и вновь. Женщины, в отличие от мужчин, после секса полны энергии и хотят продолжения…

— У тебя восхитительное тело, гладкая кожа…

— Это от танцев… А ты какой-то эргономичный.

— Что это значит? Эргономичным может быть кресло в дорогом автомобиле.

— Я не знаю, говорят ли это по отношению к человеку, но ты действительно как кресло в самом дорогом «Мерседесе» — скроено точно под мое тело, внутри и снаружи.

Странно, но он понимал мои замороченные образы. Возможно, и сам чувствовал что-то подобное, но мне хотелось облекать свои ощущения в слова. Такая игра, когда сил на любовь уже не остается, но хочется продолжать ласку, пусть хотя бы словами.

Я почувствовала, как он заснул. Мы соприкасались всеми поверхностями. Казалось, что наши тела вылепили из глины, и пока она не застыла, вложили друг в друга, сопоставляя поверхности и изгибы еще мягкого материала. Так я понимала это слово «эргономичность» — идеальная подгонка двух деталей. Наверное, так и проверяются на сродность две половинки одного целого. Сродность — это когда драгоценность положили в специально сработанный для нее футляр. Именно такой я чувствовала себя этой ночью.

Я впервые могла стать по-настоящему нежной с ним — ведь он не видит этого, он во сне. Я касалась его кожи языком, пробуя на вкус и привыкая к нему. Гладила кончиками пальцев, щекой, внутренней частью бедра. Я хотела заснуть и проснуться с ним, и это было давно забытое чувство…

Утром он разложил на столе какие-то неземные яства — несколько сортов сыра, гречишный мед, клубничный йогурт, виноград, сварил кофе со сливками… Все, что я люблю есть на завтрак. И это при том, что я не говорила ему о своих утренних пристрастиях.

Он провожал меня до машины.

— Надо сделать тебе ключи. Я хочу когда-нибудь прийти домой, а ты меня будешь ждать. — Долгий поцелуй на прощанье.

Я хотела сбежать и прекратить это — на высокой ноте, на высоком градусе. Так я и делала большую часть своей жизни. От страха когда-нибудь войти и обнаружить пустоту там, где еще вчера были тепло и свет.

«Мгновенье! О, как прекрасно ты, повремени», — зная, что обрекает себя на гибель, говорил доктор Фауст. Он подписал договор. И в первый миг, когда он успокоится, довольствуясь достигнутым, Мефистофель забирает его душу… Гёте зачем-то жил в моем сердце, которое дрожало от мысли, что, остановив мгновенье, я погибну, став заложником собственного договора.

Иван ждал меня на улице. На телефоне — девятнадцать не отвеченных звонков от него. Мне нечего сказать.

— Я… Меня… Не было в городе… Мне надо было съездить… Ты помнишь, я говорила про одну бабку в деревне, которая снимает порчу. Она сказала, что вылечит меня. Я должна буду еще приехать к ней.

— А что это за недуг, она сказала?

— Ну как обычно, сглаз, или энергетический хвост, короче, магический удар по моему биополю. Иван, какая разница, если она берется помочь мне.

— А почему ты не отвечала на звонки?

— Она предупредила, что двенадцать часов мне нельзя ни с кем говорить, иначе магическое действие рассосется.

Светлые глаза, в которых больше не плескалось солнце, полны боли и тоски. Я не могу ему сделать еще больнее.

— Может, ты нашла другого?

— Ну вот… Это единственное, что могло прийти тебе в голову. Сейчас надо разобраться с моими энергетическими хвостами. Милый, все будет хорошо…

Он обнял меня, порывисто, нежно, и я опять окунулась в такое привычное тепло. Это агония. Это пройдет. Я должна буду сказать ему. Найти слова, смягчить удар. У него семья. Это и причина, и компенсация. Я уже не могу остановиться. Мощный поток сносит меня.

Она учила нас: «Отдайся потоку. Ты цепляешься за камни, потому что боишься. Доверься ему, как ручей доверяется реке, иначе ты никогда не достигнешь большой воды. Оставь все то, что мешает тебе, сбрось как балласт ненужное и пустое, освободись! Любовь не знает преград. Да, она разрушает, но только то, что должно погибнуть, и созидает, что способно Жить. Любовь — это свобода. Оставаясь рабом своих чувств или страха, ты рискуешь потерять любовь. Она не терпит неравенства, не прощает слабости, она не дается в награду за страдания. Это высший дар, который нельзя заслужить или выпросить у Бога. Это награда за смелость оставаться самим собой».