Журналистка старательно разыгрывала возмущение, хотя внутри ее основательно потрясывало от страха. Поймет, что я боюсь, тогда веревки начнет из меня вить, понимала Пьетра. Буду держаться уверенно и независимо, и он будет вести себя осторожнее. Он ведь совсем не уверен в своей безнаказанности. И где этот европеец с рыжими усами? Он ведь зачем-то сюда приехал. Не на пикник же.

– Выкуп? – снисходительно спросил сомалиец. – Можно назвать это и выкупом. Да, своего рода выкуп. Один человек, узнав, что вы у меня в руках, сделает то, что я хочу. Сделает, и я вас отпущу. А если не сделает, то я вас убью.

– И кто же этот человек? – поинтересовалась Пьетра, хотя прекрасно понимала, что в виду имеется Шариф. – Мой отец?

– Не сомневаюсь, что господин Сарто сделает все, чтобы спасти свою дочь, но сейчас речь не о нем.

– Господи! – Пьетра изобразила крайнее удивление. – Уж не Луиджи ли? А вы, случаем, не перепутали меня с его женой, Анной Паголетти? Или вы думаете, что из-за подруги жены он поделится с вами своими деньгами? Да, ребята, крепко вы прокололись! Это надо же – перепутать и похитить не ту женщину!

– Перестаньте, – осклабился Вахри. – Мы ничего не перепутали, и ваша подруга нам не нужна. Нам нужны именно вы. Потому что из-за вас некий Шариф Туни сделает все, чего мы ни потребуем. Вот так-то!

Вид у сомалийца был торжествующий, как будто он выиграл на бегах или в рулетку. Но Пьетра ждала от него этого признания и давно уже собиралась огорчить этого самодовольного аборигена. Вот разговор и дошел до нужного места.

– Шариф? Вы хотите через меня воздействовать на Шарифа? – Пьетра изумленно уставилась на собеседника.

Будучи хорошим психологом, Пьетра не стала вести себя так, как это обычно показывают в боевиках. Там героини в подобных случаях начинают истерично хохотать и убеждать, что их с этим типом ничего не связывает и никогда не связывало. Обычно те, кто шантажирует, основательно к этому готовятся. Наверняка и этот абориген потратил уйму времени, чтобы безошибочно убедиться, что между молодыми людьми существует любовная страсть. Наверняка и фотографиями запасся! Пьетра с Шарифом не особенно скрывали свои отношения, поэтому сфотографировать их во время интимных обедов и ужинов с красноречивыми прикосновениями к ручке, легкими объятиями за талию и прикосновениями губами к щечке было легче простого. А могли и сцены в постели заснять. Если подсуетиться и знать, что объекты такого подвоха не ждут, то легко. Кретины!

Пьетра все это прекрасно понимала, поэтому не стала вести себя так, как от нее ожидают, и провоцировать на предъявление фотографий со снятым на них очевидным. Тут нужны другие аргументы, без тонкостей и психологических кружев. Пьетра сделала грустное лицо с намеком на злую обреченность.

– Послушайте, вы – не знаю кто, абу – не знаю чей и ибн – не знаю кем рожденный, – с пренебрежением продемонстрировала журналистка то, что имеет представление об антропонимической модели арабских имен с их аламами, куньями, насабами и лакабами. – Вы Шарифа Туни давно знаете? И насколько хорошо?

– А стоило бы вас похищать ради разговора о малознакомом человеке? – вопросом на вопрос ответил Вахри.

– Я не о том, – поморщившись, уточнила Пьетра. – Насколько вы его знаете как человека? Или вы считаете, что этот жеребец спит со мной и по этой суперважной для него причине кинется ходить перед вами на задних лапках?

При всем своем цинизме Вахри все же был мусульманином, выросшим и воспитанным в мусульманском мире. От такой откровенности из уст женщины его заметно передернуло, но он быстро овладел собой.

– Вы хотите убедить меня, что для Шарифа ваша связь лишь одна из многих? – с улыбкой превосходства спросил сомалиец.

– Нет, то, что у него никого, кроме меня, нет и давно не было, – я убеждена. Я говорю о другом. О том, что Шариф Туни не простой бедный рыбак с северного побережья и не четырнадцатилетний сопляк, который млеет и теряет сознание, лишь коснувшись женского обнаженного локотка. Он ведь пират! Он стал миллионером, грабя людей. Он сколотил свою шайку и стал хозяином на приличном куске побережья. Он не тратит деньги на женщин и роскошь, он разумно и дальновидно вкладывает их в бизнес. Насколько я помню, в свое время ему пришлось много чего пережить после возвращения из России. Он и тюрьму прошел – из которой, кстати, бежал, – и лагерь кровожадных повстанцев. Он бандит и убийца, а вы рассчитываете, что из-за юбки он отдаст вам все? По-моему, он доказал своей жизнью обратное – доказал, что ради наживы готов пойти на все, что угодно.

Пьетра замолчала, махнув раздраженно рукой. Некоторое время она смотрела в окно, потом медленно опустила голову и закрыла лицо руками. Сомалиец терпеливо ждал. Кстати, это тоже о многом говорило. Если бы он стал сразу же переубеждать девушку, насмехаться, то это означало бы, что все попытки Пьетры прошли впустую. То, что этот Вахри молчит, означало, что он задумался над словами журналистки. Поверил – не поверил, но задумался. Такой вариант тоже не особенно спасал итальянку. Оставлять в живых свидетеля бандитских разборок не будут. Тем более что так лопухнулись. Но таким подходом Пьетра могла облегчить положение самого Шарифа. Может быть, все же поверят и станут искать к нему другие пути? Но он-то уже насторожился пропажей подруги. Не мог не насторожиться. А если насторожился, то будет прокручивать все варианты, искать ее и тех, кто повинен в похищении. Значит, у него будет время хоть как-то разобраться в ситуации и обезопасить себя. Чем черт не шутит, а может, и подругу успеет спасти.