– Крадутся в колонне по одному... – возбужденно шептал Корович. – Иду за ними девятым. Будем через пару минут...

Обезвреживать противника предстояло «в комплексе» – чтобы не гоняться по лесу за каждым. Мы лежали на ключевых позициях, замаскированные ветками и листвой, и ждали. Выдержка – половина успеха. Они подкрадывались к землянке с трех сторон. Перебегали, подавали сигналы ползущим сзади. А в землянке преувеличенно громко хохотал Шафранов – отдувался там один за всех. Нес какую-то чушь, смеялся, менял интонации, гремел ржавым чугунком, в котором мы кипятили воду. Начал громко рассказывать анекдот с окладистой бородой, чем и был, вероятно, вызван смех единственного «слушателя». Подвоха бойцы не чувствовали. Легкая вибрация коммуникатора сообщила, что Корович уже здесь и готов поддержать товарищей. Люди в камуфляже подползали к землянке. Замыкали офицеры. Сердце екнуло – в последнем я узнал Стрижака. Просто праздник! На ловца и зверь... Он не командовал, просто присутствовал – как присутствуют посторонние учителя на открытых уроках. Командовал Крупинин – бывший командир воркутинского ОМОНа. Временами я ему завидовал – человек, начисто лишенный любопытства. Он поднял руку – готовность. Боец в авангарде начал приподниматься...

Хлопок – и в метре от входа в землянку расцвел цветок: это Шафранов выбросил гранату. Парень рисковал – могло и завалить. Впрочем, граната была слабенькая, осколочная противопехотная «РГД-5». Дальность разлета осколков значительно меньше дальности броска. Землянка устояла, обвалилась пара кругляков, не отвечающих за устойчивость конструкции. Боец повалился обратно. Офицеры попятились, но и у них за спинами на безопасном удалении рванула граната. Стрижак и Крупинин дружно зарылись в землю. Бойцы катались по траве, кто-то бросился бежать. Вспышка слева, вспышка справа... Вполне достаточно для паники.

– Вы окружены, мужики! – крикнул я. – Ногами к взрыву, и лежим, не шевелимся! Сами сдадитесь или повоюем?

Самый отчаянный вскинул «моссберг», собираясь выпалить на крик. Шафранов выстрелил из землянки. Ружье запрыгало, боец схватился за обожженную руку. Стрижак кинулся прочь – пули из «стечкина» вспахали землю, офицер повалился, закрыл голову руками. Командир спецназа бросился вправо – взрыв! Осколок порвал предплечье, он с воплем рухнул в траву, схватился за пострадавшую конечность. Не летально. Двое на левом фланге предприняли попытку – попытка провалилась.

– Мужики, не испытывайте терпение! – крикнул я. – Убивать не хотим, все мы публика подневольная! Оружие в кучу, руки за спину – и лежим, размеренно дышим!

Они ворчали, чертыхались, но умирать в этот день (как и в любой другой) не хотели. Отбрасывали оружие, укладывались на животы, грызли землю. Хижняк и Корович ходили по поляне, вязали им руки, собирали оружие, боеприпасы, а мы с Шафрановым держали вояк на прицеле. Я вооружился элегантным помповым «Моссбергом 500-А» с 20-дюймовым стволом и пистолетной рукояткой вместо приклада, набил карманы патронами и с ехидной улыбочкой отправился к Стрижаку, который корчился в траве и смотрел на меня без всякого дружелюбия.

– Доброе утро, Александр Витальевич, – поздоровался я.

– Виделись, – буркнул Стрижак. Он хотел добавить что-то матерное, но сдержался, отвернулся. Этого субъекта я сам собирался «стреножить». Щелкнул пальцами Коровичу, он бросил мне обрывок веревки.

Из леса медленным зигзагом выбирались «штатские» – испуганная Арлине висела на руке у бледного Топоркова, топталась Анюта, не зная, куда пристроить руки, деловито семенил Степан.

– На живот, Александр Витальевич, если не трудно, – попросил я. Стрижак, скрипя зубами, вроде бы начал переворачиваться... и вдруг тугая пружина выгнула его дугой – подлетел, и носок сапога вонзился в мой больной желудок. В глазах потемнело от такого «несварения». Первая же мысль: эх, на семь сантиметров бы ниже... Удачный он выбрал момент: все при деле, а у Топоркова на плече столько тяжести, не разгуляешься... Я упал, но ружье не выпустил. А Стрижак уже уносился в лес, петляя как заяц. Я побежал за ним, пересиливая боль. Вскинул ружье, грохот на весь лес, отдача чуть без зубов не оставила. Стрижак нырнул за бугорок, подпрыгнул, помчался дальше, виляя между деревьями. А я уже летел за ним – след в след.

– Помощь нужна? – запоздало крикнул Корович. – Или сам справишься?

– Постараюсь!

Я снова вскинул ружье. Пуля сшибла ветку. Стрижак споткнулся. Я прибавил прыти, помчался как косуля. Мох пружинил под ногами, корявые сучья бурелома тянулись ко мне, как атрофированные ведьмины конечности. Я перелетал через них, хватался за деревья, чтобы не упасть. У Стрижака не хватало выдержки, он начал озираться, злоба блестела в глазах. Движения становились неверными, он споткнулся о коряжину, поднялся, прихрамывая, побежал дальше. Я выстрелил в воздух. Ноги у Стрижака заплелись, он повалился, что-то провыв, а в следующее мгновение я уже обрушился на него, отбросив ружье. Мы мутузили друг дружку, нанося беспорядочные удары. Он порвал мне кожу под глазом. Я рассвирепел, стал наращивать частоту ударов, но быстро выдохся, откатился. Лежал, хватал воздух. Добрался до карабина, передернул отполированное деревянное цевье, отправляя патрон в ствол, и сел на колени.

Он стонал, царапал ногтями землю, хотел встать, но ноги разъезжались. Злоба из глаз буквально вываливалась сгустками. Я никогда не видел Стрижака в таком состоянии. Он поднял на меня глаза...

Я застыл, онемев от изумления. Неоднократно по мере общения с этим парнем я ловил себя на мысли: его лицо мне кого-то напоминает. Но правильный ответ найти не удавалось. Виной всему – как я сейчас понял – были глаза! В нормальном состоянии у Стрижака были другие глаза, обычные, не злые, они сбивали с толку. А вот теперь – пронзительные, колючие. И дежавю из всех отверстий...

Он хрипло засмеялся:

– Прозрел, Михаил Андреевич? Долго же ты шел к этой мысли...

Бешено рыча, я вскинул казенник, чтобы вбить ему челюсть в мозг. Он даже не шелохнулся, смотрел на меня с насмешкой, и взгляд его просто выкручивал... Ругнувшись, я опустил ружье и схватил его за шиворот. Уж теперь у меня достаточно сил, чтобы дотащить этого «мстителя» до «базы»...

Когда я пинками выгнал Стрижака на поляну перед землянкой, измазанного, со связанными за спиной руками, там царила полная идиллия. Штурмовиков, скрученных по рукам и ногам, затаскивали в землянку, общались с ними почти дружелюбно. Все свои, друг друга знают; ну, оказались временно по разные стороны баррикад, бывает... Юрий Власович Крупинин, которому Хижняк бинтовал плечо, пытался убедить моего человека, что нам лучше сдаться. Хижняк придерживался иного мнения – пропасть никогда не поздно, а вот почувствовать себя свободным хотя бы на короткий срок... Степан усиленно мешался под ногами. Топорков, какой-то нервный и бледный, сгребал в кучу оружие. Женщины, обнявшись, сидели на бугорке и в унисон дрожали. Я умилился, глядя на эту картину. Так приятно, когда людей что-то сближает.