– Нет, минуточку, – как-то хрипло вымолвил Шафранов. – Вы что же, предлагаете ничего не делать?

Я, собственно, молчал. Я ничего не предлагал.

– Дамы, заткнитесь вы, в конце концов, без вас невесело! – рявкнул Корович. Повисло тягостное молчание, которое разнообразили жалобные всхлипы.

– Давайте что-то делать, – завозился Корович. – Скоро создастся критическая масса, и глина раздавит стекла. Сядет аккумулятор, будет темно. Минут через двадцать закончится кислород...

– Мы все умрем, – всхлипнула Анюта. – Луговой, какой же ты идиот...

– Цыц! – рявкнул я. – Самое время искать виноватых!

– Я не хочу умирать... – как-то нетвердо, словно не была уверена в своих словах, проговорила Арлине.

«А, похоже, придется», – мрачно подумал я.

– Давайте же что-то придумаем! – занервничал Степан. – Вы чего такие квелые? Ну, подумаешь, засыпало... Ножами расковыряем – у нас же есть ножи? Давайте крышу порвем...

– Кретин! – взорвался Шафранов. – Нас же сразу завалит!

– А вдруг не завалит?! – взвился карлик. – Конечно, проще сидеть и ничего не делать! Эх, была не была...

– Не вздумай!!! – взревели мы хором, но было поздно.

Он раскрыл заднее окно – там была такая же ручка, как на боковых, – хотел, видно, броситься в бой на атакующую его массу... Вязкая субстанция потекла на коротышку, как жидкое тесто. Его буквально отшвырнуло на бутыль с самогоном. Поняв, что натворил, он подскочил, принялся выдавливать все это хозяйство обратно, но это было очень смешно (если не знать, что грустно). Мы орали матом, лезли по женским головам. Промешкай минуту – и нас бы «забетонировало». Шафранов, хватанув воздуха, влез в самое месиво, отыскал насилу ручку, принялся вращать ее, преодолевая сопротивление...

Стекло устояло. Ругать Степана не хотелось – он хотел как лучше. Обессиленные, мы расползались по местам. Половина багажного отделения была забита глиной. Коротышка откопал бутыль самогона и грустным голосом предложил присоединиться к распитию. Мы пили, пуская бутыль по кругу. Все молчали, до всех дошло. Корович что-то шептал, уткнув глаза в колени. Молился – не самое пропащее в данную минуту занятие. Бледный Шафранов поглаживал по плечу Арлине, а та, закрыв глаза руками, беззвучно плакала. Коротышка вливал в себя последние капли.

Свет в машине начал подрагивать – садился аккумулятор. Треснуло стекло справа от меня. Недолго оставалось. Дышать становилось труднее, воздух был сырым, липким, его оставалось всего-то чуть-чуть. Я перелез на заднее сиденье, обнял Анюту. Она не возражала, ткнулась мне носом в щеку, заплакала. Зашептала на ухо:

– Луговой, как же так... почему мы докатились до такой жизни, скажи?.. Слушай, ты меня простишь, что я постоянно на тебя ору? Ты ведь родной для меня человек, самый близкий на свете, как я могу на тебя не орать?

– Конечно, родная... – Я шептал ей банальные слова о вечной любви, о том, что нисколько на нее не сержусь, что моя единственная исполненная в жизни мечта – это она и есть, как бы дико ни звучало. А звучало воистину дико – от таких моих признаний Анюта непроизвольно начала хихикать.

– Споем? – предложил Шафранов.

– Нас спасут? – слабым голосом спросила Арлине.

– Спасут, барышня, спасут. – Шафранов покрепче ее обнял. – Нет, ребята, петь не будем, дышать уже нечем... Степан, ты чем там занимаешься, а то примолк что-то...

– Жизнь проносится перед глазами, – буркнул коротышка. – Не мешай моей жизни... Эх, не дали разгуляться... Только на свободу вырвался...

– Ты хочешь сказать, что в моем доме чувствовал себя как в тюрьме? – возмутился я.

– Да говорено уже, Михаил Андреевич, – проворчал коротышка. – Конечно, хорошо бы сейчас оказаться в вашем доме... Я бы вам даже веник поднес – чтобы вы меня треснули...

– Ты же фокусник, Степан, – прошептал Корович, – а стало быть, немного волшебник – наколдуй нам чего-нибудь.

– Ага, наколдует он, – фыркнул я. – Бывают, знаете ли, маги-кудесники, а бывают дубы-колдуны...

Люди через силу смеялись, хотя напрасно это делали – сидели бы тихо, глядишь, и кислорода бы хватило на лишние пару минут.

– Ах, так? – разозлился Степан. – А вот возьму сейчас и наколдую. И будете тогда знать...

И действительно, начал что-то бормотать, мычать, издавать утробные горловые звуки, стучать кулаком по ладошке. И результат не замедлил! Сквозь толщи жидкой глины пробился посторонний звук. Словно возился кто-то над нами, отгребая глину с крыши. Что-то хлюпало, сыпалось...