Мария писала супруге Филиппа Испанского, своей подруге юности Елизавете, писала просто именно как подруге в надежде таким образом напомнить о себе. Но Елизавете не до нее, королева Испании была опасно больна. Бедняжка сначала переболела ветряной оспой, а потом и обычной. Ее брак был удивительным: первым, что услышала Елизавета от своего супруга, был вопрос, не ужасает ли ее его седина. Королева годилась ему в дочери, но жестокий Филипп Испанский влюбился, как мальчишка, и, когда Елизавета тяжело заболела, ухаживал за ней, несмотря на опасность заражения. Испанцы полюбили свою юную королеву всем сердцем, просто боготворили ее, и все, кажется, складывалось счастливо.

Мало того, не слишком дружившая с дочерью во Франции Екатерина, вдруг открыла в ней самые замечательные качества, и они стали очень близки духовно, из Франции в Испанию и обратно летели письма, полные самых доверительных слов. Могла ли надеяться Мария, которую Екатерина Медичи просто выставила из своей страны, хотя и организовав торжественные проводы (может, просто хотела убедиться, что та действительно уехала?), что ее дочь станет поддерживать опальную бывшую невестку?

У Марии остались только четыре верные подруги, но и те вдруг одна за другой принялись устраивать свои судьбы! Утонченные, научившиеся во Франции галантному общению девушки казались красавицами, даже не будучи хороши внешне. Первой выскочила замуж за молодого Джона Сэмпилла Мэри Ливингстон, их жизнерадостная, всегда веселая живая Ласти. А вот две другие Мэри – Битон и Флеминг – выбрали себе поклонников постарше. Причем Фламина вышла замуж за умницу Уильяма Мейтленда, второго человека в управлении Шотландией после Джеймса Стюарта. Мейтленд к тому времени был сорокалетним вдовцом, но проницательные глаза Уильяма настолько покорили Мэри, что она, не задумываясь, дала согласие на брак.

А вот с Битон произошла заминка. За девушкой активно ухаживал английский посол Томас Рэндолф. Возможно, эти двое и жили бы счастливо, не вмешайся все та же политика. Томас по долгу службы желал от Мэри Битон не одной пламенной страсти, но и предоставления информации о королеве Шотландии. Рыдая, Мэри с возмущением отвергла его ухаживания!

Услышав об этом, Мария Стюарт некоторое время раздумывала, а потом позвала подругу поговорить наедине.

Большая часть комнат замка Холируд уже была приведена в порядок, паутину вымели, полы и стены вымыли, все проветрили, из Франции прибыла изящная мебель, роскошные гобелены и ковры, великое множество мелочей, делающих жизнь приятной… Уже обучены повара, вышколена прислуга, приехавшие все той из же Франции портные принялись за работу, чтобы шотландский двор стал столь же модным, как и французский… много что изменилось в Холируде.

Две Мэри сидели за бокалом легкого вина и беседовали. Небольшая уютная комната была весьма похожа на те, которые они оставили в Сен-Жерменском дворце, в камине весело плясал огонь, и казалось, что сейчас войдет кто-нибудь из слуг с сообщением, что Его Величество следует к своей супруге или вбежит в комнату, не обращая внимания ни на какие условности, совсем юная Маргарита Валуа, Марго, как называл ее брат Карл, нынешний король Франции.

Некоторое время они молча взирали на языки пламени, погруженные каждая в свои мысли, вдруг Мария Стюарт сокрушенно вздохнула:

– Знаешь, прошло не так уж много времени, а мне кажется, что целая жизнь.

По сути, так и было, там, во Франции, у нее осталась совсем другая жизнь, а здесь началась новая, в которой ничего не давалось даром, за все, за каждый миг надо было бороться. Нет, ей никто не угрожал, напротив, все были любезны, прекрасно относились, подданные, встречавшие королевский выезд на охоту ли, просто на прогулку или в Эдинбург, низко кланялись, снимая шляпы. Пусть не лился золотой дождь, но королеве выделялись средства на восстановление замка и обустройство жизни, ей ничего не запрещали и ни в чем не мешали. Но вокруг не стояли толпы желающих помочь! Не было архитекторов, художников, не было никого, кто мог бы организовать все за нее, впервые в жизни Марии пришлось все делать самой, и это ей понравилось! Теперь она понимала Диану де Пуатье, которая с азартом перестраивала свой Шенонсо и следила за тем, какие цветы и кусты где высажены и того ли цвета фон у очередного гобелена.

Никто больше не преподносил Марии Стюарт ничего на золотом блюде, теперь она сама, все сама…

– Чем больше проходит времени, тем чаще я вспоминаю Франциска. Бедный мальчик, как ему было трудно жить с его болезнями и немощью! – И вдруг безо всякого перехода Мария поинтересовалась у подруги: – Мэри, Рэндолф сделал тебе предложение?

Девушка покраснела:

– Сэр Томас пока не просил моей руки.

– Но с тобой-то он говорил об этом?

– Он… он хочет, чтобы я… я не знаю, Ваше Величество…

Так… английская лиса решила использовать ее подружку в своих целях? Неужели Рэндолф ухаживал за Мэри только в этих целях?! Бедная девочка, как ей обидно! Мария вдруг поймала себя на том, что относится к своей сверстнице Мэри как к дочери. Стало чуть смешно, она словно королева-матушка своей страны…

– Ты хочешь сказать, что Томас Рэндолф желал бы совместить свой брак со службой? Тебе не придется выбирать, ты можешь просто выйти из нашего тесного кружка…

Мэри разрыдалась:

– Вы меня гоните, Ваше Величество?!

– Нет, нет! – испугалась Мария. – И для тебя я просто Мэри, как была в детстве. Я лишь хочу, чтобы ты не поступалась своим счастьем ради нашей дружбы. Если ты любишь Томаса Рэндолфа, выходи за него замуж, а чтобы ему не пришлось расспрашивать тебя, ограничь общение со мной.

– Нет уж, я лучше ограничу общение с Томасом Рэндолфом! – возмущенно сверкнула глазами девушка.

– Я не обижусь, Мэри…

– Я решила! – топнула ножкой несостоявшаяся невеста.

Но долго страдать ей не пришлось, довольно быстро Мэри Битон нашла сэру Томасу замену в виде молодого шотландца Александра Огильви и ограничила свое общение с королевой и подругами невольно, семья требовала забот…