Шрифт:
Новому начальнику политотдела было немного лет — всего тридцать. Но мы знали, что работник он опытный и, что очень приятно, «свой» — из моряков, из подводни-
[192]
ков. А раз так, то можно было ожидать, что он быстро применится к обстановке и в курс дела войдет без промедлений.
Радун начинал свою службу штурманским электриком на подводной лодке. Способный образованный юноша, обладавший высокими партийными качествами и задатками хорошего организатора, был выдвинут на политическую работу. Его избирали делегатом на X съезд ВЛКСМ. В Главном политическом управлении флота Радун ведал комсомольской работой.
Ожидания наши оправдались: Рудольф Вениаминович сразу же горячо взялся за дело. Он оказался человеком очень энергичным и инициативным. Его трудно было застать в кабинете. То он беседовал с матросами, рабочими и бригадирами, занятыми ремонтом, и после этого работа шла организованнее и веселее. То он выходил на лодке в море, на отработку учебных задач. С первых дней пребывания на бригаде Радун рвался в боевой поход. Но его не отпускали. Слишком много дел было на берегу.
Новый политотдел всецело воспринял лучший опыт старого. В том числе твердо устоявшийся принцип: «Работать со всеми и с каждым». А это означало курс на сочетание коллективного воспитания с индивидуальной работой. За мероприятиями в бригадном масштабе не гнались. Да в военных условиях это было бы и невозможно. Экипаж лодки — вот тот коллектив, в котором проводились лекции, доклады, митинги. Ни одному лектору не пришло бы в голову сетовать на то, что аудитория в сорок человек чересчур мала.
Интенсивно работал бригадный радиоузел. Политотдел широко использовал его для пропаганды опыта лучших специалистов.
За год с лишним войны на бригаде выросли замечательные мастера своего дела. Понятно, у каждого из них были отточены свои приемы боевой работы, свои методы тренировок. Мало того, ни один боевой поход в точности не похож на другой, поэтому каждому специалисту приходилось побывать в такой обстановке, в какой не были, но могли впоследствии оказаться его коллеги с других лодок.
Для подводников все это представляло большой практический интерес. И политотдел ввел в систему выступ-
[193]
ления перед микрофоном радиоузла лучших в своем деле моряков. Они рассказывали об атаках и о вражеских бомбежках, о «поведении» при этом техники, о повреждениях приборов и механизмов и о том, каким способом эти повреждения устранялись. Ведь многим морякам приходилось сталкиваться с вопросами, которые до сих пор и не возникали в истории подводного плавания.
Такие выступления пользовались большой популярностью — слушали их с величайшим вниманием. Да разве не интересно, например, было акустикам узнать что-либо новое из опыта такого «аса», каким был Анатолий Шумихин с «М-172»? Или рулевым-сигнальщикам послушать своего коллегу со «Щ-404» Ивана Гандюхина, который водил лодку как по струнке, а неприятельские корабли обнаруживал в темноте так, словно имел перед глазами прибор для ночного видения? Не было недостатка в слушателях и у нашей замечательной плеяды лучших горизонтальщиков — инструктора первого дивизиона мичмана Носова, боцманов Соловья с «К-21», Кузькина со «Щ-403», Тихоненко с «М-172».
Разумеется, политотдел использовал и другие формы пропаганды передового опыта: выпускал листовки, посвященные лучшим людям бригады или содержащие их советы, готовил для рядового и для командного состава доклады и лекции на специальные темы.
Мне вспоминается, какую большую работу провел политотдел в конце осени. Усилиями всего аппарата был разработан цикл бесед на тему «Особенности боевых действий в условиях зимы и полярной ночи». Обстоятельные, густо насыщенные примерами из прошлогоднего опыта зимнего плавания в Баренцевом и Норвежском морях, беседы напоминали подводникам, что в зимних походах от них требуется особенно высокая бдительность на вахте — при малейшем ослаблении внимания нетрудно прозевать мину, перископ или даже неприятельский корабль. Эта мысль подкреплялась убедительными фактами, примерами из опыта лучших сигнальщиков.
Говорилось и о задачах штурманов, рулевых и штурманских электриков — всех тех, от кого зависела точность навигационной прокладки и кораблевождения. Радиолокации у нас еще не было. Маяки в военное время не горели. Звезды часто скрывались за тучами. Так что определить место корабля было трудно. А плавать при-
[194]
ходилось вблизи берега, и при ошибках в счислении можно запросто было оказаться на мели или на камнях. Чтобы избежать этого, требовалось очень тщательно учитывать постоянные и приливо-отливные течения, дрейф, поправки приборов.
Более напряженной была зимой и вахта у торпедных аппаратов. Время от обнаружения цели до залпа измерялось порой секундами, и торпедисты должны были быть готовы немедленно выполнить команды «товсь» и «пли». А трюмным и мотористам не лишне было напомнить, что при плавании в ночной тьме команда «срочное погружение» бывает действительно крайне срочной.
Беседы строились не только на прошлогоднем опыте. Характеризовались и изменения, обнаруженные в тактике врага за самое последнее время.