— Яшка, отдай мои очки, — жалобно попросил Боря.

— Зачем тебе, Борька, очки в мёртвый час?

— Когда на табуретке кататься, так ты мне друг, а без табуретки очки отнимаешь.

Морошкин догадался, что это Боря играет на пианино и что у него Яшка и видел вертящуюся табуретку. Ему жаль стало Борю, который плохо видит, поэтому он сполз с кровати, подошёл к Яшкиной постели, достал из-под подушки очки и передал их Боре.

— Ну вот, — сказала Валентина Ивановна, она как раз заглянула в комнату, — этого я от тебя, Морошкин, никак не ожидала. Все дети спят, а ты разгуливаешь по спальне.

— Я двигаюсь, — сказал Морошкин. — Мне нужно двигаться.

— Почему ты двигаешься возле Бориной кровати? И почему Боря спит в очках?

Очки у Бори съехали набок. Морошкин поправил их и сказал:

— Он смотрит сон.

— Чтобы смотреть сон, вовсе не нужны очки, — сказала воспитательница. Она сняла с Бори очки и положила их в карман своего халата. — А ты, Морошкин, быстро отправляйся в постель.

После полдника Боря сказал Морошкину:

— Ты вернул мне сегодня очки, и я хочу тебе что-нибудь подарить. Хочешь, я подарю тебе марку?

— Какую марку? — спросил Морошкин.

— Вот. — Боря достал из кармана носовой платок, развернул его, и Морошкин увидел маленькую старую почтовую марку. Она была такая старая, что изображение стёрлось и было непонятно, что там когда-то было нарисовано.

— Танзания, — сказал Боря с гордостью.

Морошкину марка была не нужна, и он хотел отказаться, но Боря попросил:

— Возьми, пожалуйста.

И стёкла очков у него вспотели от волнения.

— Спасибо, — сказал Морошкин.

Он пошёл в уголок, сел на стул и принялся размышлять. Он думал о Танзании: вот где, наверное, растут баобабы. Но как только он начал представлять эту самую Танзанию подробнее, подбежал Яшка и затеребил Морошкина:

— Ты почему на одном месте любишь сидеть? Отвечай, почему?

— Когда я на одном месте сижу, мне мысли в голову приходят.

— Откуда приходят? — удивился Яшка.

— Из вещей, — сказал Морошкин. — На какую вещь смотришь, оттуда мысль и приходит.

Яшка пошёл, сел на подоконник и уставился в окно. Но усидеть там он смог недолго. Через минуту вскочил и крикнул:

— Морошкин, ко мне мысль пришла: за мной отец идёт, уже к саду подходит!

…И за Морошкиным пришёл папа. Он был такой большой, что воспитательница свободно прошла у него под мышкой.

— Гражданин, — сказала она папе, — вашему ребёнку надо быть поэнергичнее. Советую вам заниматься с ним физкультурой. Он очень рыхлый, хотя и воспитанный мальчик.

Папа засмеялся.

— Отчего вы смеётесь? — спросила воспитательница.

— У вас в детском саду всё такое маленькое, — сказал папа и поднял одной рукой стульчик, на котором сидел Морошкин.

Он поднял стульчик вместе с Морошкиным, но Морошкин даже не покачнулся. Он спокойно сидел под самым потолком. Прямо перед его носом торчали рожки люстры. В одном из рожков спала муха. «Скоро она проснётся», — подумал Морошкин. Больше он ни о чём не успел подумать. Папа опустил стульчик на пол.

— Какой вы сильный! — сказала воспитательница и покачала головой. Она не верила, что люди могут быть такими сильными, и рассматривала папу с интересом.

— Я каждый день делаю зарядку, — сказал папа. — И мой сын будет тоже каждый день делать зарядку.

«Я буду сильным, — подумал Морошкин, — и буду жить пять тысяч лет. Как баобаб».

Дома, не раздеваясь, Морошкин сел в углу комнаты на стул. Он так устал, что не слышал, что говорила ему мама. Он не мог разговаривать. Он мог только смотреть вперёд. Хорошо, что впереди ничего не было, а была только стена. Никакие мысли не могли прийти Морошкину в голову. Морошкин спал.

Больше всего на свете Морошкин хотел найти друга. Кого же? Настя занята, она в куклы играет. Яшка всё время торопится и всё время говорит о какой-то табуретке. Остаётся один Боря. Боря ниже этажом живёт, и каждый вечер из его квартиры доносятся неуверенные звуки пианино. Это Боря играет. А Борина мама стоит, наверное, рядом и постукивает по крышке: