Как будто для того, чтобы заставить его пожалеть об отречении, усиление власти большевиков означало, что его собственной семье угрожала опасность еще больше, чем раньше. Николай знал, что было несколько монархистских спасательных заговоров, но, вероятно, он уже понял их безнадежность.

В январе к наблюдающим за Романовым в Тобольске присоединяется новая неоднозначная фигура. Это был молодой человек с усами в виде зубной щетки по имени Борис Соловьев, сын священника, обучавшийся в Берлине. Он баловался гипнозом, провел некоторое время в армии. Когда императорская семья переместилась в Сибирь, он сблизился с легковерной подругой царицы Анной Вырубовой, и к тому же женился на дочери Распутина Марии, которая жила недалеко от Тобольска. Находясь рядом и ничем не выделяясь из окружающей среды, он стал как бы сторожевым псом императора.

Он вступил в контакт с Романовыми с помощью женщины, которая приносила хлеб, и поддерживал надежды у императорской семьи, как только мог. Он организовал так, что царю шептали: «Поверьте нам, ваше величество!» когда царь становился на колени во время церковной службы. И, конечно, это он передал царице, а та рассказала тем, кто с ней находился о том, что «300 преданных русских» были в городе и только ждали подходящего момента, что бы начать действовать.

Историки считают Соловьева опасным тройным агентом, оплаченным немцами, чтобы поставлять информацию в союзе с большевиками, играя роль монархистского героя. Лояльные чиновники, прибывшие в Тобольск, были проинструктированы, чтобы связаться с Соловьевым, и сразу же попадали в ловушку. По крайней мере, трое из них были захвачены и расстреляны ЧК, сразу же после того, как они встретились с Соловьевым и высказали подозрение о его деятельности.

До сих пор усилия помочь императорской семье срывались из-за нерешительности и неорганизованности, теперь же появилось и предательство. Но, на второй неделе апреля 1918 года, действия Соловьева были резко оборваны. Человек по имени Бронард, присланный сверху якобы для консультаций, используя откровенный обман, настроил местных большевиков против Соловьева, и те бросили его в тюрьму по обвинению в контрреволюции. Позднее Бронард был разоблачен как французский агент, и его драматическое вмешательство означало окончание опереточной фазы в попытках спасти Романовых. Это был признак того, что союзники подключились к попытке увезти царя подальше от большевиков и вообще из Сибири.

22 апреля, как раз после того, как Соловьев был нейтрализован, тихий, засыпанный снегом Тобольск был разбужен появлением незнакомца во главе 150 всадников. Это был Василий Яковлев. Тридцати лет, с черными, как уголь волосами, высокий, неразговорчивый и энергичный, в военно-морской форме, он производил впечатление образованного и аполитичного человека.

Первое, что он сделал — посетил полковника Кобылин-ского, который был официально назначен для охраны Романовых, и попросил собрать охранников. С этого момента семья была под охраной солдат, подчиненных большевикам. Однако к весне 1918 года среди большевиков возникло соперничество из-за права охранять бывшего императора. И Омск в Западной Сибири, и Екатеринбург на Урале прислали своих представителей для охраны.

Омская делегация действовала относительно миролюбиво, а Екатеринбург прислал отряд красногвардейцев, потребовавших поместить Романовых в «Холм», местную тюрьму. И именно в этот напряженный момент появился Яковлев. Он представился как комиссар с чрезвычайными полномочиями, предъявив внушительный мандат, который подтвердил, что он прибыл от большевистского правительства в Москве.

Яковлев показал три документа, из которых следовало, что он наделен чрезвычайными полномочиями вплоть до расстрела не подчиняющихся ему. На бумагах были подписи Янкеля Свердлова, председателя советского Центрального Исполнительного комитета, и главы государства Ленина. Но этого было недостаточно для того, чтобы убедить охрану, смотревшую на внушительные печати с подозрением. Яковлев не стал создавать проблему, и оставил их, пусть подумают.

При второй встрече он убедил приехавших из Екатеринбурга, настроенных агрессивно против бывшего царя, помириться с командой из Омска, и напряженность уменьшилась.

Руководитель екатеринбургской команды резко выражал протест, ссылаясь на то, что в городе распространились слухи о заговорах с целью спасения царя, и покинул собрание. После этого Яковлев встретился с комитетом, образованным охраной и объявил им о цели своей миссии — вывоз Романовых из Тобольска. После его признания, напряженность, казалось, сильно ослабла, и комиссар договорился о встрече с бывшим императором. Разозленный екатеринбургский представитель послал домой сообщение, в котором рассказал о происходившем в Тобольске.

Попав в губернаторский дом, Яковлев поклонился, назвал Николая «ваше величество» и сказал, что он должен быть готов к отъезду ночью. Бывший царь ответил: «Я отказываюсь ехать». Яковлев предупредил его, что он должен или взять его силой или оставить свой пост: «В этом случае комитет пришлет менее гуманного человека для моей замены. Будьте спокойны. Я отвечаю своей жизнью за вашу безопасность. Будьте готовы, мы уезжаем завтра в 4.00».

Яковлев совершенно ясно дал понять, что время является существенным; хотя маленький Алексей чувствовал себя очень плохо для того, чтобы выдержать поездку, Яковлев все же был настроен ехать немедленно вместе с царем, а за царевичем приехать позже. Он поклонился и ушел. Следующие несколько часов императорская семья провела в мучительных обсуждениях, кто должен ехать вместе с бывшим царем, а кто должен бы остаться с Алексеем, все еще прикованным к постели после последнего его кризиса. Их решение сильно зависело от предположения об истинных намерениях Яковлева, и от указаний, данных ему.

Императорская семья пыталась разгадать эту загадку. Кобылинский отметил, что Яковлев сказал, что он вернется за Алексеем, и подсчитал, что путешествие туда и обратно займет около одиннадцати дней, включая остановку в пути к месту предназначения. Предполагалось, что это должна быть Москва. Тем более что Яковлев сам говорил, что его послала Москва. Царица, подозревая, что увоз царя преследует какие-то политические цели, решила поехать с ним, оставив сына на попечение трех его сестер.

В два часа утра внутренний двор губернаторского дома был заполнен лошадьми, которых запрягали, санями, и солдатами, суетившимися с багажом. В половине четвертого царь, царица и их дочь Мария вышли, одетые в меховые шубы, что бы занять места в санях. Царица хотела сесть вместе с мужем, но Яковлев не разрешил. Он настаивал, чтобы Николай сидел непосредственно с ним, а царицу и ее дочь посадил в другие сани. Все время Яковлев вел себя с большим уважением к царю, чем другие комиссары из тех, которых Романовы видели.