При Каунде розничной торговлей разрешили заниматься только гражданам Замбии, но остальные, в основном белые, кто жил в стране 10 лет или больше, получили право вести оптовый бизнес. Эта система действует и сегодня.

Моей первой работой в Coca-Cola была должность администратора на оптовом складе в маленьком городе Муфулира, где добывали медь. Тогда напиток продавали в супермаркеты, бары, рестораны. Моя зарплата составляла $1100 в год.

У нас было два грузовика. Заметив, что один из них часто простаивает, так как в штате только один продавец, я спросил у начальства, не наймет ли компания еще одного. Они оказались не готовы к этому, так что я предложил сдать экзамен на водительские права и вскоре ездил на 10- тонном грузовике, рекламируя товар на каждой остановке и находя новых покупателей. За год я удвоил продажи. Дополнительным преимуществом физического труда стало то, что я поддерживал хорошую форму для регби и вскоре стал играть за сборную Замбии.

В то время в Замбии бензин выдавался по карточкам — последствия экономической блокады, которую Британия устроила Родезии, провозгласившей в 1965 году «Всеобщую декларацию независимости», чтобы сохранить правление белых. В ответ на эмбарго Родезия заблокировала железнодорожные перевозки нефти и других товаров из портов Мозамбика в Замбию, являвшуюся британской союзницей.

Чтобы получить достаточно горючего для двух наших грузовиков, я ездил по грязным дорогам на границу с Конго — дважды в неделю, посреди ночи, с наличными — и забирал дизельное топливо в 166-литровых канистрах. Формально эта деятельность была незаконной, но она обеспечивала работу склада.

Тяжелая работа окупилась: скоро меня поставили во главе склада в Китве, где насчитывалось уже восемь грузовиков, и выплатили бонус в $100 — практически мою месячную зарплату.

Пытаясь расширить рынок Coca-Cola в Замбии, мы устраивали авантюрные и весьма опасные вылазки на «Адскую трассу» — так называли дорогу из Замбии в Танзанию и порт Дар-эс-Салам. Она стала главным грузовым маршрутом с тех пор, как закрыли границу с Родезией. Владельцы мелких продуктовых магазинов и ресторанов выстраивались в очередь к водителям грузовиков. Товары Coca-Cola поставлялись местными торговцами. Мне и моему коллеге замбийцу Сэнди Мвиле поручили изучить дорогу и понять, не следует ли нам организовать там систему дистрибуции.

Как-то утром мы погрузились в микроавтобус Datsun, положив туда два мешка песка, чтобы уравновесить заднюю часть машины, и отправились к границе Танзании, находившейся почти в 500 километрах пути.

Журнал Time в 1966 году охарактеризовал «Адскую трассу» как «худшее в мире международное шоссе», напичканное головокружительными, крутыми поворотами, а также опасными участками из песка и грязи. Моя жена всегда упрекала меня, что я быстрее езжу по грунтовым, чем по асфальтированным дорогам, и в этом есть логика. Быстрая езда по грунтовой дороге означает, что вы буквально пролетаете над многими ямами и выбоинами.

Но «Адская трасса» находилась в таком ужасном состоянии, что быстрая езда оказывалась еще опаснее. До закрытия границы с Родезией этой дорогой почти не пользовались. И вот внезапно она оказалась запружена грузовым транспортом. Из-за постоянно проезжающих грузовиков машину часто приходилось вести вслепую: над дорогой висела пыль, поскольку тогда стоял сухой сезон. Хорошо еще, что грязи не было.

Сэнди в основном доверял баранку мне, и надо признать, что на месте пассажира я бы остолбенел от скорости, которую развивал. Но молодость слепа к риску; я, вероятно, рисковал слишком сильно, но к счастью, без последствий.

На ночь мы остановились в городке Мпика в 200 километрах от границы Танзании. Разгоряченные, потные, усталые, мы прибыли в отель «Венценосный журавль» и обнаружили, что свободен только один номер, хотя мы забронировали два. Что еще хуже, в номере стояла лишь одна кровать. Двуспальная, видавшая виды: посередине ее зияла глубокая впадина, напоминавшая суповой котел. То есть если бы мне и Сэнди, довольно крупному человеку, пришлось разделить эту кровать, мы оба тут же бы сползли к центру. Мы спросили, нет ли матраса, чтобы положить на грязный бетонный пол. Матраса не было. Ничего не оставалось, как поспать эту ночь рядом. Усталость — чудесная вещь: едва коснувшись подушки, мы тут же уснули и не шелохнулись до утра.

С едой дело обстояло не лучше, чем с размещением. Вечером мы зашли в бар отеля, надеясь выпить замбийского пива и хорошо поужинать. Из скудного меню мы оба выбрали стейк и картошку фри. Стейк оказался серым на вид и прилипал к тарелке. Наши попытки разрезать его потерпели неудачу — не потому что нож был тупой, а просто мясо жесткостью напоминало дубленую шкуру. Нам удалось отпилить лишь по краешку. Небольшая битва мяса с нашими зубами закончилась тем, что ни один из нас не решился есть его дальше. Желудки наполнили хлебом и пивом.