Знакомство (Лестница из терновника 1)

Планета Нги-Унг-Лян — эволюционный курьез. Высшие организмы, обитающие на ней, не знают земного деления на два пола, совмещая признаки обоих в одном теле. Мир — настоящий биологический рай… работу земных ученых осложняет одно: венец нги-унг-лянской эволюции, при всех фундаментальных физиологических отличиях слишком похож на земного человека…

Запись N24-01; Нги-Унг-Лян, Кши-На, горное плато Хен-Ер

Сегодня я, наконец, на месте. Радостно.

Вообще-то, "на месте" — громко сказано: от гор Хен-Ер до ближайшего города километров четыреста, никак не меньше; абориген может попасть сюда только случайно — поэтому этнографу тут, в сущности, делать нечего. В горах работают биологи; это место — биологический рай, месяц работы опровергает сотню лет классических теорий. Лаборатория тщательно замаскирована; даже вблизи она напоминает горный кряж — чтобы гарантировать секретность миссии: аборигенам совершенно не нужно о ней знать. Ксенологи и эволюционисты с Земли пускаются на любые ухищрения, чтобы попасть на плато Хен-Ер хотя бы в командировку.

Этнографы на Нги-Унг-Лян так не рвутся. В этом мире уже произошло катастрофически много несчастий с земными учеными. Смерть — не худший случай, ей-Богу…

А вообще, я замечал, даже биологам аборигены не нравятся. Срабатывает охранная система "ключ-замок" — местные гуманоиды слишком похожи на людей, но при этом не люди, наше подсознание выдает неслышный сигнал тревоги: "Чужой! Оборотень!" В других гуманоидных мирах система иногда сбоит, не распознает, чужак воспринимается, как землянин другой расы — люди пускаются во все тяжкие. Гражданское население Земли вытаращивает глаза: "Ах, Аэлита! Неужели возможно — с инопланетянкой?!" — ужас, помноженный на болезненное любопытство. Что возьмешь с гражданских… Этнограф знает: вживешься в образ, просуществуешь в их мире, в шкуре шамана-барона-аптекаря-министра-менестреля лет десять — и они для тебя уже не инопланетяне. Люди для тебя инопланетяне.

Но на Нги-Унг-Лян такого не случалось и, надо думать, не случится. Совсем чужие. Хотя у меня нет статистики для точного вывода… мой предшественник, продержавшийся дольше всех, не проработал тут и полугода. Сняли с программы — нервное расстройство. Его от аборигенов тошнит, физически. От любого телесного контакта, хоть от толчка локтем в толпе, замыкает — фобия. А казалось бы — прожженный парень, немолод, работал на Шиенне…

Смешно, как подумаешь. Шиенна считается непростым местом: гуманоидная — да ладно, человеческая!
–

культура, уровень развития основных государств мира соответствует примерно Х — ХI веку земной Европы. Как говорил один из моих приятелей-историков, милейший Женька Проскудинов, "царство мрака и срака". Местные жители ещё не знают понятий "канализация", "гигиена" и "микробиология" — ох! По колено в грязи, дерьме и прочих средневековых радостях. К вони города надо привыкать неделями. И ничего, нормально. Привыкаешь в конце концов. И к тараканам ростом с ладошку младенца, и к крысиному помету в твоем утреннем напитке, и к цвету нижней юбки твоей случайной подружки — каковой цвет гражданским лучше не описывать. И к обыденным смертям. Работать интересно; на частности порядочный этнограф не должен обращать внимания.

Брезгливость — свидетельство профнепригодности. Зато фатализм — очень и очень полезное качество.

Нги-Унг-Лян — "старше" Шиенны. Можно прикинуть век семнадцатый-восемнадцатый, причем культура — не сравнить с шиеннской. Аккуратники. Уже изобрели примитивный микроскоп, понимают, что такое зараза, но и раньше отличались мастерским избеганием эпидемий. Надо думать. Их обычный уровень смертности — в мирное время, в нормальной обстановке — так высок, что приличная земная эпидемия чумы, вероятно, погубила бы цивилизацию. Они очень наблюдательны, среди них есть отменные интуитивные лекари, они любят чистоту и прирождённые эстеты; их города — конфетки, сравнительно. В здешних, расположенных в предгорьях Хен-Ер, в стране под названием Кши-На, есть что-то общее с раскрашенными японскими гравюрами по ощущению; Анатолий Петрович, начальник биологической партии в разговоре со мной называет аборигенов "эти твои самураи".

Со странным выражением лица. Боюсь, что это — гадливость.

Я рассматриваю фотографии "своих самураев", своих нги-унг-лянских ровесников, сделанные со спутника — никто, кроме этнографов, в прямые контакты не вступает. То же самое впечатление, что и на Земле — никакие они, конечно, не самураи. Но не кажутся мне отвратительными, как многим другим парням с Земли. Хотя… я ещё с ними не жил.

Мой камуфляж несовершенен. Я смотрю на себя в зеркало — и на изображения местной молодежи. Прикидываю возраст своего "персонажа" — он старше меня лет на восемь. За тридцатилетнего местного жителя я никак не схожу, и моя, довольно-таки привлекательная для земных барышень физиономия кажется мне грубой харей по сравнению с фотками аборигенов.