Хорош ли жаргон? Конечно, при условии, что читатели поймут, о чем речь. В этом им может помочь контекст, если они не знают слов. Я сама не доверяю жаргону, потому что воспитывалась в двух разных регионах Великобритании, и после множества ошибок поняла, что жаргонные выражения и диалектизмы имеют разное значение в разных местах. Благодаря этому, я могла сочувствовать моей подруге, которая шокировала знакомых, сказав, что ее муж был «on the randy». Там, откуда она походила, это значило дружескую встречу с приятелями, но для ее слушателей слово «randy» имело исключительно сексуальное значение.

В изданной недавно детективной повести, которая разворачивается в Уэлльсе (Last Seen Breathing Девида Вильямса), я нашла слово grater, использованное для определения человека, который требует для себя корысти, но при этом не желает ударить палец о палец. Он постоянно ждет все за ничего. В других же частях Англии этим словом называют того, кто тяжело работает. А когда нас разделяет такое пространство, как Атлантический океан, возможность неправильного понимания увеличивается многократно.

Есть еще один повод, из-за которого стоит подумать, до какой степени насыщать свою повесть разговорным языком. Хорошо написанные криминально-сенсационные повести могут допечатываться много раз, и продаваться дольше, чем другие разновидности повестей. Но когда их язык устареет, шансы на это исчезают. Нгайо Марш, в свое время очень популярная писательница, выдержала испытание временем, несмотря на свои локальные словечки, однако сегодня трудно прочесть какую-то из ее книжек, потому что это связано с необходимостью продираться сквозь море языковых анахронизмов. Если ты почувствуешь себя в растерянности, когда наткнешься на определение «old man» — старик — для маленького мальчика, то будешь иметь предчувствие того, чем станет в будущем наш повседневный язык.

В повести, которая содержит расследование, или другого типа поиски, наш герой должен иметь товарища, с которым будет делиться идеями относительно решения загадки. Их диалог может помогать повести, при условии, что не нарушит действий второго плана. Обмен мнениями позволяет нам открыть связи между собеседниками — показывая, например, кто из них любит пошутить, а кто более наблюдателен. Но нельзя слишком увлекаться этими развлечениями.

Беседы героев дают нам шанс подытожить и интерпретировать те события, которые произошли до этого, и двигать историю вперед, когда собеседники рассматривают предполагаемое развитие событий, и планируют свои дальнейшие поступки. Но если они спорят лишь о том, кто сжег чайник, или кто умеет сделать более отвратительный бутерброд, тогда они только ослабляют темп повести.

Умение «слышать» диалоги — это настоящее благословение для писателя. В этом случае он может творить разговоры, которые выглядят абсолютно естественными, а язык его героев отличается друг от друга, благодаря чему сразу понятно, кто говорит. Это умение, которое можно у себя выработать, надо только знать, чего хочешь добиться. Я сказала, что разговоры «кажутся» натуральными, и это точное определение. Если бы они были написаны так, как мы говорим друг с другом в реальности, то показались бы ужасными. Ужасными — потому, что мы часто говорим грамматически неверно, повторяемся, либо прерываем и заканчиваем чужую фразу, когда догадываемся, что хочет сказать собеседник.

Литература не является искусством, отражающим жизнь, и одно из важных решений, которые мы должны принять, заключается в том, чтобы решить, каким языком писать диалоги — литературным, или повседневной речи. Конечно, это довольно гибкие категории. Если мы примем литературный вариант, и позволим нашим героям конструировать и произносить фразы «как по написанному», это не значит, что мы отказываемся от возможности в критических моментах сюжета использовать диалектизмы — это способ, который, например, может передать растущее напряжение. Нормы, которые мы определяем для главных героев, не обязательно должны касаться всех персонажей книги. Наиболее «литературные» персонажи могут разговаривать с тем, кто каждый день пользуется жаргоном, или ужасно строит фразы.

Один из поводов, из-за которых писатели выбирают разговорный язык — это убеждение, что таким образом написанные книги будет легче потом переработать в сценарий для телевидения. Конечно, простенькие диалоги могут в этом помочь, но авторы, которые думают о возможной адаптации своей книги, как правило обладают чутьем и на другие требования кинобизнеса, подстраивая под них свои тексты. При этом повесть не должна отличаться особой глубиной, или богатством подробностей. Как сказал в интервью для «Таймс» Эммор Леонард, автор многих повестей и сценариев для Голливуда:

Так же обстоит дело и с диалектами. Сегодня редко используются местные диалекты, отчасти потому, что они создавали бы лишние проблемы читателю, а отчасти из-за того, что мы стали более восприимчивы к чувствам тех, кто не любит, когда над ним смеются. Трудно писать, не трактуя свысока говорящего неправильно, или искаженно. Это можно позволить себе в небольших дозах, лучше всего в юмористических ситуациях. В своей первой повести, чтобы подчеркнуть локальный колорит, я немного воспользовалась диалектом из Вест Сомерсет, на котором разговаривали в пабе жители деревушки. Не знаю, до какой степени меткость этого приема оказалась понята в японском переводе моей книги.

Но хороший диалог — это, без сомнения, то, что очень нужно нашим книгам и нашим героям. Нижеприведенные слова сказал Изи Роулинс, герой черных криминалов Волтера Мозли, действие которых разворачивается в Лос-Анджелесе.

И, для сравнения, ответ Адама Даглмиш, героя П.Д.Джеймс, когда в повести «Неестественные причины» один из персонажей заявил, что, конечно же, многие люди спрашивают его, почему он решил стать сыщиком: