И мы, повинуясь некой неведомой силе вложенной в уста Наденьки и в самый её образ, мгновенно прекратили весь этот сыр-бор и разошлись в разные стороны, ни проронив более, ни слова между собой, и даже, ни разу не обернувшись и не взглянув друг другу в след. Конечно, удаляясь от места несостоявшегося «поединка», каждый из нас нёс в себе пусть и тлеющие, но ещё обжигающие сердца и нервы угли, но их жар был основательно и бесповоротно потушен Надеждой, её выбором…

– А может, пойдём, Наденька, как вчера погуляем? – сказал я, как ни в чём не бывало, подойдя к калитке, но по её глазам понял, что сморозил очередную глупость.

– Ты с ума, что ли сошёл? – строго возразила она интонацией, не требующей разъяснения: и так дескать ясно что после того что случилось нормальные люди по домам сидят.

– Сойдёшь тут…- особенно не возражал я, про себя добавив: «с вами, ребята, не соскучишься – мало того что всей деревней насквозь видите, так ещё и на «залётных» как дикие бросаетесь».

– А я тебя предупреждала - не связывайся с Борькой – дурной он, - опять словно отсканировала мой мозг, ответила Наденька, - если б не папа…

– А причём тут твой отец?
– опять я начал удивляться, перебив Надежду до этого, твёрдо дав себе слово ничему уже более не удивляться.

– Так это он мне сказал, что вы драку затеваете: беги, говорит, доченька, спасай своего, а то завтра его распрекрасное лицо, возможно, никакие чёрные очки от фонарей не спрячут, а у вас, мол, дело какое-то важное на зорьке намечается, может тебя, олухи бестолковые и послушают.

– Стоп! А он то, каким боком узнал, что я с тобой… того? а впрочем, чего это я спрашиваю…- подловил я себя же на только что данном слове впредь ничему не удивляться, - и что ж теперь делать? – реально озаботился я сложившимся положением дел.

– Не знаю, пойдём в дом, а там видно будет, - лаконично отрезала она и, как ребёнка, за руку повела меня к крыльцу.

«Мудро» - заметил я для себя. – В самом деле, чего заранее паниковать и впадать в уныние, если нам неведома реакция Кузьмича; и потом: в конце концов – мы что мешок муки украли? – нет, напротив – признались друг другу в чистом и прекрасном чувстве – любви, а в ней не может быть криминала, ибо она изначально - свята».

Войдя на крыльцо, Наденька тут же пошла к Машеньке в дом; я же, проводив её растерянным взглядом, неожиданно для себя ещё раз поздоровался с егерем, который хмурым сидел за столом и о чём-то сосредоточенно думая, густо расточал аромат самосада.

– Виделись, - резонно заметил он, и начал основательно гасить недокуренную козью ногу об импровизированную пепельницу из-под консервированных бычков в томате, - ну, что скажешь…инженер-конструктор…

– А что сказать-то? – вновь бестолково впал я в ступор недопонимания текущей напряжённой атмосферы, сильно гнетущую душу Кузьмича.

– Ну, не про Бориску же убого я тебя, Федь, спрашиваю: мне на него наплевать, растереть и забыть…- весьма резко ответил егерь, пристально вглядываясь мне в глаза.

– Так вы…ты …про Наденьку? – спохватился я, сбиваясь от нахлынувшего волнения.

– А то про кого же! мне, если честно, Фёдор Фомич, и твои эксперименты в сравнении с судьбой дочки – дело десятое, хотя и интересное.

– Так у нас с Наденькой, Надеждой Ивановной то есть - всё серьёзно, хоть у неё спросите…спроси, - так и не смог я подавить в себе волнение одновременной торжественности и ответственности момента.

– Побожись! – напирал егерь, требуя еще более весомых доказательств моему намерению.

– Вот тебе крест, - не задумываясь, ознаменовал я себя перстами, тем не менее, подсознательно отдавая себе отчёт, к чему этот традиционный и святой ритуал обязывает.

– Ну, коли так, – выдохнул Кузьмич полной грудью скопившуюся от напряжения переживания боль, - другое дело – я тебе Федь, как себе верю – даже не знаю почему - хочешь режь меня, а хочешь - полосуй.

И он в чувствах, еле сдерживая слёзы отцовской радости за дальнейшую судьбу дочери, крепко обнял меня и трижды, как заведено на Руси с испокон веков, расцеловав меня, позвал Надежду, которая как мотылёк на свет выпорхнула к нам и без лишних расспросов сразу всё поняла.

– Эх…по-хорошему - обмыть бы такое событие, да жаль нельзя – завтра…на зорьке, да почитай что уже сегодня – работа важная, так что ли зятёк?
– подмигнул он мне весело отчего мы с Наденькой зардели как маки.

– Так точно! – тем не менее, успел я взять себя в руки, подражая любимой воинской риторики Кузьмича.

– Ну, ладно! так и порешим значится: завтра помолвку отметим, ну и заодно, дай Бог, успех нашего общего, государственного дела, а теперь – спать, - поставил точку счастливый егерь в обсуждениях удивительных и пёстрых событий уходящего в историю дня.