— Когда это ты так люто возненавидела ПОРОК? Ты же работала на них и помогала дурить нас в Жаровне. Потом даже хотела надеть на нас маску-вспоминалку… и вот ты снова с нами. С какой стати перебежала на нашу сторону?

Устало вздохнув, Бренда заговорила, и голос ее дрожал от гнева:

— Я не перебегала на вашу сторону просто потому, что никогда не была на их стороне. Никогда. Мне не нравились их методы, да только я в одиночку — или даже с Хорхе — ничего не смогла бы поделать. Затем я повстречала вас, мы вместе прошли через Жаровню, и… стало ясно: смысл бороться есть.

Так, пора менять тему.

— Бренда, как думаешь: ПОРОК попробует нами манипулировать? — спросил Томас. — Они вмешаются в наши дела?

— Вот потому я и предлагаю идти к Гансу. — Она пожала плечами. — Сама могу лишь гадать, на что пойдет ПОРОК. До сих пор они решались манипулировать людьми в поле зрения операторов. Вы, парни, в бегах, вас не видно, неизвестно, где вы, что вы делаете. Управлять вами на таком расстоянии, вслепую — большой риск.

— Почему же? — сказал Ньют. — Можно заставить нас подрезать себе ноги или приковать себя к стулу, пока нас не найдут наемники.

— Говорю же, вы слишком далеко. И вы нужны ПОРОКу целыми и невредимыми. Спорю, что за вами выслали в погоню кого только можно. Вот попадемся на глаза агентам, и ПОРОК начнет вами манипулировать. Сто процентов. Потому-то нам и надо в Денвер.

Томас для себя все давно решил.

— Летим в Денвер, и точка, — сказал он. — Это больше не обсуждается. Разве что в другой жизни.

— Отлично, — сказал Минхо. — Я с тобой.

Двое из трех. Все посмотрели на Ньюта.

— Я шиз, — ответил тот. — На мое мнение можно смело забить.

— В город мы тебя не возьмем, — игнорируя его слова, предупредила Бренда. — Подождешь хотя бы, пока Ганс не прооперирует Томаса и Минхо. Уж мы позаботимся, чтобы ты не по…

Договорить она не успела. Ньют резко встал и врезал кулаком по стене.

— Да мне плевать на эту хрень в башке. Я все равно скоро слечу с катушек. Но нельзя же перед смертью носиться по городу, распространяя заразу.

Томас внезапно вспомнил о конверте в кармане. Пальцы сами собой дернулись к заветному посланию.

Все молчали.

Ньют сильно помрачнел.

— В общем, не надорвитесь, уговаривая меня! — прорычал он наконец. — И так понятно, что чудесное лекарство ПОРОКа не сработает. Да и на фиг надо, все равно жить больше незачем. Планета превратилась в одну здоровенную кучу кланка. Вы идите в город, а я отсижусь на берге.

И он удалился в другую часть судна.

— Гладко прошло, ничего не скажешь, — заметил Минхо. — Совет, надо думать, закончен?

Встав со стула, он последовал за старшим другом.

Бренда хмуро посмотрела на Томаса.

— Ты… то есть мы правильно поступаем.

— Правильно, неправильно — таких понятий уже нет, — пустым голосом ответил Томас. Отчаянно хотелось спать. — Выбираем между большим и меньшим злом.

Он встал и отправился к друзьям-глэйдерам, теребя на ходу уголок конверта. Что такого написал Ньют? И когда придет нужный момент?

Томас никогда особенно не задумывался, как выглядит мир за пределами ПОРОКа. Прежде не было времени, зато сейчас нервы гудели от возбуждения, в животе порхали бабочки. Вот-вот предстояло ступить на неизведанную, свободную территорию.

— Ну что, парни, готовы? — спросила Бренда, когда они покинули берг, всего в сотне футов от бетонной стены с большими металлическими дверьми.

Хорхе громко фыркнул.

— Я уж и забыл, как у них тут мило и приветливо.

— Ты точно все рассчитал? — спросил Томас.

— Помалкивай, hermano, и делай как я. Имена берем себе настоящие, фамилии сообщаем вымышленные. В конце концов, главное, что мы обладаем иммунитетом. Нам в городе будут рады: пройдет день или два, и на нас объявят охоту. Очень уж мы для правительства ценные. Кстати, Томас, просто архиважно лишний раз не раскрывать варежку.

— Тебя это тоже касается, Минхо, — добавила Бренда. — Усек? Хорхе состряпал для нас документы, а уж врет он как король воров.

— Без балды, — ответил Минхо.

Хорхе и Бренда первыми направились к дверям, Минхо — за ними. Томас же, увидев высокую бетонную стену, сразу вспомнил Лабиринт и все ужасы, связанные с ним. Особенно ту ночь, когда он прятал Алби от гриверов в плотных зарослях плюща. Хорошо хоть эти стены — голые.

Несчастные сто футов тянулись неимоверно долго, стена и двери росли, по мере того как беглецы приближались к ним. Когда же наконец они остановились у входа, зажужжал электронный зуммер, и женский голос произнес: