— Готовы ли вы официально поддержать кандидатуру фон Вайцзеккера в случае, если я предоставлю в ваше распоряжение факты, которые помогут избавиться от Риббентропа?

— Разумеется, — подтвердил Кальтенбруннер с явной заинтересованностью и добавил: — Но вы не сможете предоставить мне эти факты.

— Смогу. Я помогу вам заполучить секретные дневники графа Чиано.

— Я не верю в это. Каким образом вы сможете добиться этого? Он прячет их уже многие годы.

Хольтен рассказал о заключенной с графом сделке: Чиано готов расплатиться за свободу своими дневниками, где, как было известно, содержалось немало информации, компрометировавшей Риббентропа. Кальтенбруннер воспользуется этими записями, чтобы избавиться от соперника, Чиано сможет покинуть Германию, и все будут довольны. Кальтенбруннер долил себе шампанского и задумался, уставившись затуманенным взором куда-то вдаль. После нескольких минут молчания он промолвил:

— Это может сработать. Фюрер, скорее всего, будет рад избавиться от Чиано. Ведь в этом случае он не сможет оказывать дурное влияние на Муссолини, в особенности если будет находиться в финансовой зависимости от Германии.

Как бы невзначай Хольтен осведомился, как на это отреагирует Гиммлер.

— Здесь проблем не будет, — получил он ответ.

Когда почти под утро вечеринка подошла к концу, Хольтен понял, что свой первый раунд он сумел выиграть.

В течение нескольких дней пребывания в Берлине перед возвращением на озеро Штарнбергер-Зе Хольтен почувствовал, что его положение в управлении заметно пошатнулось. Прусские служаки из VI управления очень недолюбливали выскочку из Австрии, который подчинялся непосредственно Шелленбергу и иногда неделями не появлялся на рабочем месте, откровенно пренебрегая повседневной работой. Однажды этого человека уже изгнали из наших рядов, шептались коллеги, но, похоже, он так и не сделал выводов, судя по тем рапортам, которые продолжают постоянно поступать из ведомства Мюллера. Коллеги единодушно демонстрировали свое недовольство нарушениями Хольтеном ведомственной этики, поэтому он решил, что должен навсегда покончить с работой в Берлине. У него была для этого уважительная причина: отсюда было слишком далеко до «подконтрольного» ему региона, до Юго-Восточной Европы.

Вернувшись на озеро Штарнбергер-Зе, Хольтен первым делом взял с Чиано клятву не раскрывать секрет даже собственной супруге. Заинтригованный граф сразу же согласился. Хольтен пересказал ему то, о чем удалось договориться с Кальтенбруннером, а потом в качестве знака доброй воли и приятного сюрприза протянул графу небольшой пакет, обернутый в коричневую бумагу, который Чиано с нетерпением раскрыл. В пакете находились пять уругвайских паспортов на супружескую пару и троих детей. Посмотрев на паспорта, Чиано удивленно воскликнул:

— Но для кого они? У этого мужчины борода и очки, я не знаю этого человека.

Хольтен пояснил, что паспорта предназначались для семейства Чиано. Мужчина был с бородой и в очках с целью скрыть человека, подлинное лицо которого хорошо знали из газет и журналов. Это заявление польстило чувству тщеславия графа.

— Я немедленно начну отращивать элегантную бородку, — заявил он, потом стянул с Хольтена очки и, примерив их на себя, посмотрел в зеркало. — Они идут мне, не правда ли?

Он уже собирался позвать Эдду, когда Хольтен напомнил ему о данном обещании.

Когда Эдда была поблизости, Хольтен наклонился как можно ближе к Чиано. Он чувствовал, что данное графом обещание не сможет удержать его от того, чтобы рассказать супруге об ожидающих их самых безоблачных перспективах. Она была его другом, его доверенным лицом, на нее он привык всецело полагаться. Без одобрения жены он никогда не принимал окончательного решения. Но несмотря на то что Хольтен восхищался этой близостью супругов, сейчас он понимал, что она таит в себе настоящую опасность. Сам Чиано, как бы доволен он ни казался своим нынешним положением, на самом деле уже не мог думать ни о чем, кроме как о Латинской Америке. Иногда это находило странное выражение. Однажды, бурно жестикулируя, он заявил жене:

— Если когда-нибудь нам придется разлучиться, пусть наши дети не будут итальянцами. Дай им любое гражданство, кубинское или венесуэльское, но только не итальянское.

18 сентября 1943 года Хольтен видел, как почтальон привез на виллу телеграмму. Он ждал, что это было послание от Кальтенбруннера, в котором тот сообщает, что все прошло нормально и он получил соответствующее разрешение Гитлера. На самом деле телеграмма была адресована Эдде, и она полностью сломала все планы.

В телеграмме содержалось приглашение для одной Эдды посетить ставку фюрера 20 сентября. Чиано сразу же устроил сцену. Он чувствовал себя оскорбленным. Они сюда прибыли вместе с женой как почетные гости. А теперь его супругу ждет фюрер, но без него! Как это следовало понимать? Как он мог вести переговоры о своем будущем с людьми, которые открыто унижают его? Сам Хольтен полагал, что это дело можно было устроить более тактично, хотя он прекрасно понимал, в чем причина. Гитлеру нравилась Эдда, но он терпеть не мог ее супруга. Все, что мог ответить Хольтен, — что здесь, должно быть, закралась ошибка и он попытается ее исправить. Он позвонил в ставку Гитлера и попытался найти какой-то компромисс, позволяющий всем сохранить лицо, но все усилия были напрасны. Гитлер пришел в состояние сильнейшего раздражения, когда ему попытались намекнуть на необходимость пригласить кого-то, кого он не желал у себя видеть.

Тогда Хольтен призвал на помощь все свои дипломатические способности, чтобы успокоить Чиано. При поддержке Эдды он указал, что пригласить на первую встречу мужа и жену вместе было бы тактической ошибкой. Будет намного лучше, если Эдда отправится туда одна. Все знали, как высоко фюрер ценит эту женщину. Атмосфера, несомненно, будет самой дружеской. Воспользовавшись этой доверительной обстановкой, Эдда попытается выяснить, что же фюрер конкретно имеет против ее мужа, если, конечно, подобное вообще существует. Она постарается сгладить все острые углы перед будущей встречей Гитлера с самим графом. Постепенно граф поддавался на уговоры, и, наконец, предусмотрительность окончательно взяла верх над гордостью. В конце разговора он признал, что ему и самому не хотелось бы ехать на встречу вместе с супругой. Из этого не выйдет ничего хорошего, если, конечно, Эдда не постарается и заранее не подготовит его будущий разговор с фюрером.