— Но это же ужасно! А что сказал отец по поводу вашего выбора?

Алекс взял с блюда кусочек лобстера.

— Он не разговаривал со мной с тех пор, как я бросил подготовительные курсы при медицинском колледже, ударился в бизнес и опять вошел в фамильное дело. Оба моих старших брата медики. Того же ждали и от меня. Бизнес, видите ли, недостаточно благородное занятие. Оно просто помогает оплачивать счета.

Она недоверчиво переспросила:

— И вы не разговариваете с отцом? А с мамой?

— Мама время от времени звонит, но считает себя обязанной поддерживать отца.

— Моя мама тоже занимает в браке скромное положение. В основном потакает отцовским причудам. Не думаю, что я поступала бы так же. Во всяком случае, мне этого не хочется.

— Может быть, если бы вам встретился настоящий мужчина…

Мэллори проглотила кусок и энергично тряхнула головой.

— Настоящий мужчина не стал бы мешать мне следовать собственным намерениям и поддержал бы мои амбиции. Ну не ирония ли, что ваш отец противился желанию своего отца, а когда вы сделали то же самое, отреагировал совершенно так же, как дед?

— Мне это тоже не раз приходило в голову, — с горечью произнес Алекс.

Мэллори даже посочувствовала ему, ведь представить невозможно, что семья Алекса почти отреклась от него.

— Стало быть, с семьей вы не видитесь… Что же делаете в отпусках?

У него вдруг похолодел взгляд.

— Пренебрегаю ими. А вы? Вы ведь единственное дитя, да?

Она кивнула. А про себя удивилась, что разрыв с семьей так мало его трогает.

— Я до восемнадцати лет просила о сестричке или братике.

Алекс хмыкнул.

— И наконец поняли, что этого никогда не будет.

Девушка кивнула, вспомнив трагедию, после которой ее жизнь совершенно изменилась.

— Все стало другим после несчастного случая. Мама стала другой. И отец тоже.

Алекс поймал ее взгляд.

— Какого случая?

— Мне тогда было семь лет. Мама собралась сделать маникюр и взяла нас с братом в салон.

— Я не знал, что у вас был брат.

Ее вдруг затошнило, и она отодвинула тарелку с едой.

— Об этом многие не знают. Для родителей это слишком больная тема. Уинн был на два года старше меня. Он был, что называется, озорник, шалун. Отец очень им гордился… Мама проскочила на красный свет, и в нас врезался грузовик. Нас, всех троих, увезли в больницу. При столкновении самый сильный удар достался брату. Он умер в реанимации. Говорили, что и я выжила чудом. У меня было сломано несколько ребер, и мне удалили селезенку. Я пролежала в больнице почти две недели, ела желе и мороженое и мечтала о том, чтобы все стало как прежде. Но такого не бывает. Я до сих пор помню, как тихо стало в доме без Уинна.

— А что случилось с мамой?

— Мама получила несколько порезов и ушибов. Ее на следующий день отпустили из больницы. Но она так и не стала прежней. И больше ни разу не села за руль. Когда я решила получить права, мне стоило немалых сил добиться родительского разрешения. Родители безумно боялись, да и сейчас боятся, как бы со мной чего не случилось.

На лице Алекса появилось задумчивое выражение.

— Теперь все понятно.

— Что понятно?

— Почему отец так заботится о вас. Ведь он вас чуть не потерял.

— Но нельзя же кутать меня в вату и хранить в коробочке только потому, что страшно, как бы чего не произошло.

— Вы этого точно не выдержите, — губы Алекса насмешливо дрогнули.

— Я люблю маму, но жить так тоже не хочу. У меня ощущение, что, глядя на меня, она каждый раз вспоминает о потере Уинна.

— Не может быть.

Мэллори кивнула.

— Еще как может. Не потому ли она и не позволяет мне с ней сблизиться?

— Может, боится новой потери, — задумчиво пробормотал Алекс.

— Может быть. Страшная штука — родительская вина, точнее, сознание вины, — вздохнула Мэллори и сделала еще глоток.

— У меня такой проблемы не было.

— А как насчет братской вины?

— Мои братья последовали отцовскому примеру. Один из них стал исследователем. Я анонимно спонсирую его учреждение. — Алекс лукаво улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ, как будто ей доставили редкое удовольствие.

— Вы только что открыли мне свою тайну, да?

— Именно так. И попрошу вас об этом не распространяться, — он стрельнул в нее предостерегающим, но в то же время страстным взглядом.