Однако за всякие излишества рано или поздно приходится расплачиваться. И наступает эта ра­сплата, когда девственницы достигают пика своего влияния в стае. Во-первых, прошедшие под­ро­с­т­ковую стадию развития девственницы заведомо умнее и сильнее своих более «счаст­ли­вых» сестер, получивших статус взрослых сразу по окончании «детского сада». Во-вторых, они, как любое угне­та­емое в прошлом меньшинство, более сплоченны и дружат против остальных. Поэтому достаточно бы­стро в ближнем круге вожака, состоящем из самых сильных самок, оказываются одни девственницы. Что, как минимум, ведет к увеличению доли девственниц среди новорожденных. Но также и к рож­дению молодых самцов, наследующих коллективный опыт первого поколения де­вственниц, в том чи­сле бессознательное понятие о священном Артефакте.

Для предыдущих поколений самцов манипулирование девственниц с Артефактом не имело ни­какого символического значения. Другое дело – для потомков девственниц, которые так же имеют преимущество при продвижении по «социально-сексуальной» иерархии. Поэтому вскоре должна была случиться ситуация, когда на смену старому вожаку, не имевшему понятия, а потому не ревно­вавшего к Артефакту, должен прийти новый, более сильный и умный вожак – сын девственницы. На своем пути к успеху такой претендент, догадывающийся о тайном смысле первого Слова, вполне мог оказывать Артефакту положенные знаки внимания и завоевать сердца девственниц, влияющих на выбор нового вожака. Казалось бы, с по­бе­дой сторонника «тайного общества» должна наступить око­нчательная и полная победа «тайного знания» над косным обществом. Но не тут то было. Как бы не так! Первое про­яв­ление на высшем уровне того или иного революционного движения всегда в ис­тории оборачивалось расколом, поражением и репрессиями. И в первый раз тоже.

Итак, новый вожак, победивший конкурентов благодаря знанию о силе Артефакта, оказы­ва­ется в результате один на один с этим самым Артефактом. Уж он-то, сын девы, точно знает, что мани­пуляции девственниц с Артефактом есть признание старшинства Артефакта. То есть Артефакт яв­ля­ется для нового вожака соперником и объектом инстинктивной ревности. Причем этот инстинкт агре­ссии никакой культурой не ограничен. Напротив, нуминозный свет Артефакта до­бав­ля­ет психической энергии в топку инстинкта ревности. Так что Артефакт, не способный самосто­я­тельно оказать отпор, весьма быстро изгоняется за пределы стаи.

Разумеется, кто-то из девственниц пытался вернуть в стаю выброшенный Артефакт. После че­го подвергается репрессиям со стороны нового руководства, оказавшегося реакцион­ным. В жизни сообщества девственниц наступает вечер, сумеречная полоса, когда поклоняться Артефакту можно лишь тай­но, под страхом физического наказания и понижения статуса, то есть доступа к пище. Нужно заметить, что члены стаи приматов и до начала всех странных событий при­стально следили друг за другом, поскольку несоблюдение правил – это повод для об­щего остракизма в конкуренции за место «под солнцем». Так что в новых условиях любая само­во­ль­ная отлучка члена стаи влечет репрессии. Кроме этого территория стаи скоро вы­чищается от всех предметов, похожих на Артефакт. Казалось бы, вот оно пусть серое, сумеречное, но спокойствие достигнуто. И дальше мож­но наслаждаться единством и по­рядком. Но мы за­были о детях. Новые девст­венницы рождаются и рождаются, причем пропорция среди новорожденных резко сдви­га­ется в по­льзу носителей признака девственности.

Для нового поколения девственниц опять возникают затруднения с «инициацией». Поскольку все потенциальные «артефакты» изгнаны, сломаны, выброшены за пределы места обитания, на­при­мер, в соседнюю реку. Если на маниакально-депрессивные игры первого поколения девственниц-под­ростков остальные смотрели сквозь пальцы, то теперь вся стая пристально следит, чтобы «никаких новых артефактов», то есть не­цензурных Слов. Отлучки из места расквартирования также строго зап­рещены. Ну и что делать в такой ситуации девственницам-подросткам, которые в отличие от первых поколений точно знают, че­го хотят? Они направляют свое воображение уже не на изобретение Арте­факта, а на способы его из­готовления. Это уже качественно другой тип воображения, окрашенный не темными плотскими уст­ремлениями, а достаточно светлыми успехами в опытах производства новых Артефактов, несмотря на постоянное наблюдение и угрозы наказания со стороны взрослых. В ходе постоянных стычек и конфликтов дистанция между основной стаей и подростковым сообществом рас­тет, приобретаются навыки конспирации и утаивания Артефактов.

Наиболее вероятным в этой ситуации является фактическое переселение подросткового сооб­щества девственниц на «верхние этажи» деревьев. Там где растут недоступные для тя­желых соро­ди­чей редкие ветки и тонкие вер­ху­шки, из кото­рых легче изготовить новые Артефакты взамен отнятых. А теперь сравним эту ситу­ацию с символическим описанием Дня Второго в Книге Бытия: «Бог создал свод и отделил воды под сводом от вод над сводом. И дал своду имя «небо» /Быт 1,8/.

Это вполне соответствует ситуации расколотого сообщества, охваченного волнениями. При этом волнения нижнего, основного сообщества и волнения верхнего, подросткового или даже уже юношеского сообщества имеют разную направленность. Поддерживающий волнения инстинкт вооб­ражения имеет разное качество внизу и наверху. Внизу – темные волны животных фантазий, свя­зан­ных с ревностью и страхами. Наверху – проявления творческой фантазии, как сделать источник «света» Артефакт из остатков веток и верхушек доступных деревьев.

Что касается библейской символики «неба», то она имеет несколько значений. Во-первых, не­беса – это место обитания Бога, то есть на данном этапе Артефакта, остающегося, несмотря ни на что, притягательным для большинства взрослых членов стаи. В этом смысле буквальное обитание навер­ху, на небесах маргинального сообщества хранителей Артефакта могло породить именно такой сим­волический образ неба, как ранее душевное волнение породило символику воды.

Второе значение библейского символа «неба» или «воздуха» – это психологическое состояние Любви. Здесь объяснение будет не столь простым, как с верхушками деревьев. В отличие от «неба», символика «воздуха» как субстанции более абстрактная, а потому намного более поздняя, чем само «небо». Точно также как абстрактная «вода» со значением психологического состояния Надежды по­является много позже конкретного «моря». Да и само человечество должно достичь опре­деленного уровня развития и дифференциации психики, чтобы различать столь тонкие духовные субстанции, как вера, надежда и любовь.