Стуул отключил машину и скомандовал Нимбус выйти, хотя та все еще была мокрой от краски. Он постелил покрывало, чтобы она не запятнала его дорогой ковер, на котором металлическими нитями был вышит калийский богодемон, пожирающий души лишь затем, чтобы снова исторгнуть их в бытие. Нимбус неохотно выбралась наружу, преисполненная ужаса. Работа простояла у него всего четыре дня, а ему уже наскучило использовать ее по назначению?

— Пожалуйста, ложитесь, — скомандовал он с улыбкой, лаская щеку ее расцвеченной маски.

— Это не входит в представление, — сказала она голосом лунатика.

— Мисс, — сказал Стуул спокойно, улыбаясь, но Нимбус видела, как грудь его наполняется воздухом через ноздри, словно он накачивал себя собственной решимостью и гневом. Ей пришла на ум кобра, раздувающая капюшон. — Пожалуйста, не заставляйте меня увольнять вас и возвращать эту работу. Вы же знаете, что ни вы, ни ваш партнер не можете себе этого позволить… Вы изложили мне суть своей плачевной ситуации. Поэтому, пожалуйста… Ложитесь.

Несколько ударов сердца. В голове у Нимбус снова стало пусто, все ее мысли свелись к ощущению капель краски, медленно стекающих по рукам и ногам. А затем она без лишних слов сделала то, о чем он просил.

Калиец разделся, аккуратно сложил одежду с одной стороны. Его пенис был намного темнее, чем остальное тело, — он был почти черным. Очень длинным, но очень тонким, как собачий. Он ласкал его до тех пор, пока тот не вышел из своей защитной оболочки и не засверкал естественной смазкой. Стуул опустился на нее, а затем и в нее. Маску ее он, однако, не снял. Для него она была живой статуей.

Нимбус смотрела на свое безразличное искусственное лицо, отражающееся в его глазах черного стекла.

— Да, — хрюкал он, мокро шлепаясь об нее и в нее, весь покрытый ее краской. — Да, да… Так прекрасна… Да… ааа… так… аа… прекрасна…

Вокруг них повсюду висели дорогие картины в позолоченных рамах. На пьедесталах стояли скульптуры и голограммы. Это был его личный музей… И они трахались на его полу.

Следующий день был еще хуже. Он настоял на том, чтобы пройти через все стадии «Станций» вместе с ней. В утробе он был ее близнецом. А пока бушевала буря красок, он на полу занимался с ней сексом, беря ее сзади лихорадочными ударами. Для защиты лица он надел маску с фильтром и, кончая, завопил в нее, хлопая животом о ее блестящие многоцветные ягодицы.

Она чувствовала, что в этот раз все было намного хуже, потому что он осквернил искусство Тила, войдя в него. Не имея на то права. Вторгнувшись в него и изменив его предназначение, его смысл.

Когда Стуул издал в своей маске вопль, Нимбус рыдала в своей.

Перебравшись к Стуулу неделю назад, она ни разу не навестила Тила. Он подумает, что его пророчества сбываются. Как могла она сказать ему, что истинной причиной был ее стыд?

Для наладки работы Тила пришел инженер. Нимбус наблюдала за тем, как он качает головой, недоумевает и изумляется.

— Что за жуткий бардак! Немыслимо! Как только он заставил ее работать?

— Делайте то, что нужно, — сказал Стуул, — но результат должен быть неизменен. И мне абсолютно необходимо, чтобы к концу этой недели все работало безупречно: у меня будет званый обед, и я собираюсь представить эту работу множеству важных персон.

— Мистер Стуул, мне придется практически все здесь переделать… Эта штука — просто какое-то бедствие! К тому же она не слишком надежна.

— Поверьте, это была предельно выгодная покупка, мистер Лэнг. — Стуул проявил неожиданную для себя откровенность и сконфуженно ухмыльнулся Нимбус. Она вернула ему взгляд, но лицо ее было пусто… А затем она снова стала смотреть за инженером и думать о представлении, которое должна была давать в этот уикэнд. О богачах, смотрящих на нее как на шлюху, раздевающуюся за стеклом за жетон. О богачах, щупающих ее черными резиновыми рукавицами. О безопасном сексе. Может быть, Стуул даже предложит кому-то из своих друзей воспользоваться ею так же, как делал это сам.

Размышляя над всем этим, она очень внимательно наблюдала за тем, что делал инженер.

На них были сшитые на заказ костюмы и вечерние платья, смокинги и искрящиеся блестками наряды. Тут был известный робот-художник, ухитряющийся страдать нарциссизмом, несмотря на скудость эмоций и едва ли антропоморфную форму. Тут были калийцы в роскошных золотистых халатах с роскошными золотистыми голосами, важно расхаживающие в своих голубых тюрбанах. Несмотря на ритуальные шрамы, женщины их были прекрасны. Они вежливо улыбались, но говорить им было не дозволено. Звенящий смех, звенящие бокалы. Нимбус было велено не показываться на глаза, чтобы не портить впечатление от ее присутствия внутри работы, но она спряталась за центром управления и выглядывала оттуда.

Знакомое лицо заставило ее замереть. Сначала она его не узнала, потому что он был неплохо одет, но глаза его вспыхивали отраженным светом. Тил…

Конечно. Художника должны были пригласить. Нимбус наблюдала за ним. В другом зале Стуул жал Тилу руку, а затем представлял его своим гостям. Даже с такого расстояния Нимбус могла видеть, что Тил не улыбается. Он выглядел опустошенным. Она хорошо его знала. Она удивлялась, почему он вообще пришел. Из чувства долга перед своим искусством? Из мазохизма? Или чтобы увидеться с ней?..