Ритуал завершился в полном молчании. А потом лейтенант мог лишь вымолвить:

 — Прости, господи.

Гнида Харрис выругался.

Дождь все лил.

 — А может, назад двинем, — наконец сказал Док Перет. — Ей-богу, сэр, а? Развернемся — и обратно. Черт с ним.

Гнида Харрис фыркнул.

 — Нет, серьезно, — продолжал Док, — может, пусть себе идет подобру-поздорову, бедолага? Записать его пропавшим без вести, сгинул в бою, заблудшая овечка. Сам очухается рано или поздно, сообразит, какую дичь затеял, глядишь, еще и вернется.

Лейтенант неотрывно смотрел на дождь. Сеточка багровых прожилок выделялась на его желтом лице.

 — Как вы думаете, сэр? Пусть идет, а?

 — Туп, как бревно, — хихикнул Харрис.

 — Только поумнее тебя, Гнида.

 — Ну знаешь, Док!

 — Захлопнись!

 — С какой это стати?

 — Я же сказал, захлопнись, — сказал Док Перет. — Прикуси язык.

Гнида хмыкнул, но замолчал.

 — Ну, так как все-таки, сэр? Поворачиваем?

Лейтенант молчал. Потом он зябко передернул плечами и вышел под дождь с комком туалетной бумаги. Пол Берлин все раскладывал пасьянс. Представлял себе, будто сорвал банк в тридцать тысяч и будто теперь ему надо придумать, на что бы пустить выигрыш, как в Лас-Вегасе.

Лейтенант вернулся и приказал собираться.

 — Поворачиваем, назад? — спросил Док.

Лейтенант покачал головой. Выглядел он совсем больным.

 — Я так и знал, — обрадовался Г нида. — Ей-богу, так и знал! Нельзя с войны просто взять и уйти. Пусть знает, тупая башка, что с войны не уходят. Верно, сэр? — Гнида ухмыльнулся и победно подмигнул Доку Перету. — Ей-богу, я так и знал.

Каччато уже добрался до вершины следующей горы. Он стоял опустив руки, с непокрытой головой и сквозь пелену дождя смотрел вниз. Лейтенант Корсон навел на него бинокль.

 — Он, может, нас и не видит, — сказал Оскар. — Может, он не знает, куда дальше идти.

 — Видит. Видит он нас. Отлично видит. И куда идти, знает. Очень даже хорошо знает.

 — Может, сэр, дымку подпустить?

 — А что, вполне. Действительно, отчего не поддать немного дымку?

Пока Оскар запускал дымовую шашку, лейтенант не сводил бинокля с Каччато. Недолго пошипев, шашка изрыгнула густое бледно-лиловое облако.

 — Видит, — шептал лейтенант, — еще как видит.

 — Да он нам машет, поганец!

 — Не слепой, спасибо за информацию. Пресвятая дева!

Словно сраженный пулей, лейтенант вдруг осел прямо в лужу, обхватил голову руками и принялся раскачиваться взад-вперед. Клубы лилового дыма ползли вверх по склону горы. Каччато руками бил себя по бокам, словно большая птица крыльями. Пол Берлин взял бинокль. Большая Каччатова голова плыла, будто воздушный шар в облаках дыма. По виду не скажешь, чтобы он был испуган. Просто дурак, мальчишка. Веселится, улыбка во весь рот.

 — Мне плохо, — проговорил лейтенант. — Мне плохо. — Он продолжал раскачиваться.

 — Может, крикнуть ему?

 — Плохо, — стонал лейтенант, — чертовски плохо. В Корее совсем не так было, можете мне поверить. Да, конечно, крикни ему. Как же мне плохо!

Оскар Джонсон приложил ладони ко рту и громко закричал. Пол Берлин смотрел в бинокль. На мгновение Каччато перестал махать руками. Он медленно развел руки ладонями вверх, словно хотел показать, что в них ничего нет. Затем он раскрыл рот, и в этот момент по горам прокатился гром.

 — Что он сказал? — Лейтенант по-прежнему сидел на корточках, обхватив себя руками, и раскачивался. Он никак не мог унять дрожь. — Что он такое сказал?

 — Не разберешь, сэр. А ты, Оскар?

Снова загрохотало. Протяжный гром волнами шел из самой глубины гор и скатывался вниз, колебля листья и траву.

 — А ну тихо, к чертовой матери! — раскачиваясь, орал лейтенант дождю, ветру и грому. — Что сказал этот ублюдок?

В бинокль Пол Берлин видел, что Каччато открывает и закрывает рот, но слышен был один только гром. Потом Каччато снова замахал руками.

«Он же показывает, что улетает, — вдруг понял Пол Берлин. — Забрался, бедолага, на верхотуру, машет руками и хочет улететь».

Как ни странно, движения рук Каччато были плавными, четкими, даже грациозными.

 — Курица, — заржал Гнида Харрис. — Глядите-ка! Чисто курица, только что не кудахчет!

 — Матерь человеческая!

 — Глядите!

 — Курица мокрая, ну точно!

По горам, словно топот стада слонов, снова раскатился гром. Лейтенант все раскачивался, обхватив себя руками.

 — О черт! — стонал он. — Что же он говорит?

Но Пол Берлин не слышал. Он только видел, как у Каччато шевелятся и растягиваются в счастливой улыбке губы.