– Ты не спишь?

Голос отца прозвучал в тишине как скрип случайно открывшейся дверцы шкафа. Кидди поднял голову и заметил, что силуэт отца в кресле шевельнулся.

– Может быть, пойдешь в кровать?

– Прости меня, – неожиданно попросил отец.

– За что? – не понял Кидди.

– Я думал, что ты знаешь, – он замялся. – Я думал, что она поддерживает с тобой связь. Не знал, что она так…

– О чем ты? – потер глаза Кидди.

– Эла жива, мой мальчик. – Голос отца стал плаксивым, он шумно высморкался и несколько раз глубоко вздохнул. – Жива!

– Как жива? – Кидди почувствовал, что ребристый комочек снова всплыл из глубин гортани и начинает проворачиваться у него в горле. – Ты ее видел?

– Нет. – Отец шумно дышал ртом. – Но я знаю. Подожди, – попросил он севшего на диван Кидди. – Не включай свет. Я сейчас пойду на кровать. Ты не думай, я привык уже. А потом, может быть, она и умерла уже? Ведь сколько лет прошло?

– Рассказывай! – попросил Кидди.

– А что рассказывать? – Отец откинул голову на спинку кресла, отчего вместо редких торчащих волос на фоне окна взметнулся силуэт носа. – Я же летал туда, к этому Торскену. Ползал по камням, думал, хоть комок плоти ее найду, только там ничего. Там жар такой был, что даже металл расплавился. И понять ничего нельзя. Ты представляешь, она даже черный ящик перед этим полетом вытащила и оставила. Зачем это? Зачем она это сделала?

– Может быть, она выкинула его с какой-то целью? – поморщился в темноте Кидди. – Там еще что-то было?

– Целая куча, как рассказали мне в полиции. Система жизнеобеспечения, гравиоспасатели, все зипы, инструменты, даже сиденья. Вот только черный ящик нелегко было выбросить. Он установлен ниже панели, не всякий техник сразу его найдет.

– Ты узнавал, какую информацию он записывает? – спросил Кидди.

– Всю, – пробормотал отец. – Все параметры, какие только поступают на пульт управления. Погодные условия. Все переговоры, которые пеленгуются в пределах технической видимости. Данные пилота. Кроме этого, черный ящик ведет видеосъемку в четырех режимах – внешнюю фиксацию состояния купе, панораму по направлению движения, объем салона с фиксацией места пилота и панораму по направлению взгляда пилота. Впрочем, на разных моделях по-разному…

– А ты не подумал, что она просто-напросто не хотела, чтобы ее видели перед смертью? – спросил Кидди.

– Она не самоубийца! – заорал отец. – У нее не было причин расставаться с жизнью! А если и были, не проще ли было убить меня? Для этого не пришлось бы уничтожать целое купе! Достаточно было бы сказать, чтобы я катился ко всем чертям, это меня убило бы точнее, чем если бы я летел в сторону той скалы рядом с ней!

– Но как она могла выжить? – постарался говорить мягче Кидди. – Тысяча причин могла быть для того, чтобы выпотрошить купе!

– В полиции мне тоже об этом сказали! – усмехнулся отец. – О том, что вся их группа занималась утилизацией оборудования, что это купе было в стадии разборки, только есть ведь и еще кое-что!

– Да что бы то ни было! – зарычал Кидди. – Ты сведешь меня с ума! Ты же сам говорил, что она была достаточно увлекающимся человеком, чтобы делать глупости! И этот ее полет на полуразобранном купе, если бы он не закончился столь трагически, так бы и остался всего лишь глупостью! Тем более что ты же сам говоришь, что у нее не было причин для самоубийства! Ну что там у тебя за «кое-что»?

– Вот! – Отец выпрямился, вновь увенчав собственный силуэт растрепанными волосами. – Здесь! – он постучал себя кулаком по груди. – Я чувствую. Еще там, в этом холодном поселке, на камнях у ледяного моря, я почувствовал. Меня как плетью обожгло, стянуло, дыхание перехватило – жива она! Я почувствовал! И когда я это почувствовал, когда понял, меня даже отпустило… Она все это время была где-то здесь, где-то рядом. Я понял. Она что-то натворила такое, что ей надо было исчезнуть. И она исчезла! Я мог ее найти, но не стал!

– Подожди. – Кидди обхватил плечи руками, согнулся, потому как что-то похожее на боль вытянулось между ребер. – Подожди. Предположим. Предположим, что это так. Предположим, что мать не погибла. Что там был кто-то другой. Или не было никого. Но как она жила потом? Как она сумела обмануть опекуна? Это невозможно!

– Она и была такой. – Отец мечтательно всхлипнул. – Она была невозможной! Я хотел пробраться в опекуна и найти ее файл. Мои кабели проходили под серым зданием. У меня есть допуск. Но потом я подумал: и что я ей скажу? Это же вовсе не доставляет никакого удовольствия – поймать за руку близкого человека. Поймать на лжи. Даже если эта ложь связана с мнимой смертью. Поэтому лучше так. Нужно спокойно ждать. А когда она все-таки появится здесь, спокойно сказать ей, что я все уже знаю. Что я знаю и живу с этим знанием. Спокойно.

– И упиваться собственным благородством? – спросил с усмешкой Кидди. – А ты не думал о том, что вот этот твой выбор как-то выбивается из логики влюбленного человека. Человека, у которого вся логика состоит в ее отсутствии. В подчинении всего и всех одному – быть рядом и требовать ясности?

– Требовать ясности? – удивился отец. – О какой ясности ты говоришь? Я не знаю, что такое ясность в отношениях между людьми. Привязанность – знаю, любовь, кажется мне, что знаю. Ненависть – предполагаю, что знаю. А о ясности не знаю ничего. И уж тем более ничего не знаю о том, что такое «требовать». Да и что ты пытаешься мне доказать, разве ты любил сам кого-нибудь и когда-нибудь? Молчишь?