— Мистер Дин сейчас будет с вами говорить.

— Да? — Настроение у него, насколько я понял, было совсем не праздничным.

— Говорит Арчи Гудвин по поручению Ниро Вульфа, — сказал я. — Я звоню, чтобы договориться о времени завтрашней встречи. Как мне известно, мистер Бишоп толковал с вами о ней.

Я услышал глубокий вздох, за которым последовал кашель.

— Да, он говорил, — хрипло ответил Дин и после очередного вздоха добавил: — Как вы знаете, завтра состоится отпевание Хэрриет.

— В десять тридцать, не так ли?

— Да, так.

Последовала короткая пауза. Дин, очевидно, надеялся, что я позволю ему сорваться с крючка и нырнуть в глубину на весь следующий день. Но я не позволил, промолчав. Молчание затянулось секунд на пятнадцать, и он нарушил его первым:

— Ну хорошо, скорее всего я смогу быть у вас во второй половине дня, хотя не вижу никакого смысла в этом визите.

— В два тридцать вас устроит?

Последовала новая пауза и серия тяжких вздохов. Наконец он согласился, добавив, что зайдет совсем ненадолго и только потому, что об этом просил мистер Бишоп.

— Думаю, что предположение об убийстве — глупость. Даже больше чем глупость. Оно создает атмосферу скандала вокруг трагического для всех нас события.

Голос Дина сорвался, и я подумал, что адвокат сейчас зарыдает. Но он все-таки сумел взять себя в руки. Опасаясь, что он передумает и отменит встречу, я ничего не сказал, а всего лишь поблагодарил собеседника. Кроме того, Дин, видимо, обожал, чтобы последнее слово оставалось за ним. Поэтому я ограничился словами:

— До завтра.

Едва я успел положить трубку, как телефон зазвонил.

— О'кей, Арчи, получай, что ты просил, — сказал Лон. — В пятницу первым в шесть тридцать покинул здание Макларен. Остальные, когда было обнаружено тело Хэрриет, еще находились в редакции. Они там оставались допоздна из-за разговоров с полицией и всего такого. Скотт ушел в девять двадцать. Дин — в девять пятьдесят одну, Карл — в десять четырнадцать, Дэвид, Донна и Кэролайн ушли все вместе в десять пятьдесят четыре. Если у тебя есть для меня еще какие-то поручения, умоляю, скажи сейчас, чтобы я сам мог уйти в пристойное время и иметь возможность переодеться.

Я напомнил, что в ближайшем будущем ему светит поужинать у нас, и разрешил отправиться домой, забросить там ноги на стол и принять пару порций шотландского виски. Он ответил весьма кратко, единственным словом, которое я опущу, так как оно не имеет права появляться на этих страницах.

Когда Вульф в шесть вечера спустился из оранжереи, я находился на своем рабочем месте, перепечатывая то, что он надиктовал мне накануне. Поскольку стук машинки раздражает гения, когда тот читает, пьет пиво, сердится или производит иные действия, я стараюсь разделаться с этой работой, пока он нянчится с орхидеями. Бросив печатать на половине письма, я повернулся к Вульфу. Он в это время давил на звонок, требуя пива.

— Мистер Дин во время нашей беседы был несколько сердит, но тем не менее он прибудет завтра в два тридцать, — доложил я. — Кроме того, вы желали узнать, в котором часу указанные вами лица покинули здание «Газетт» в пятницу вечером. Вот расписание.

Я перечислил всех по памяти, хотя на всякий случай время ухода каждого было занесено в записную книжку.

Закончив, я взглянул на Вульфа. Тот успел отпить пива и уже раскрывал книгу.

— Надеюсь, не отрываю вас от чтения? — поинтересовался я.

— Нет, не отрываете, — ответил он, несколько перемещая свой фундамент в сиденье специально сконструированного для него кресла.

— Хвала Господу, — пробормотал я, отвернулся и с энтузиазмом набросился на клавиши пишущей машинки.

Я был бы рад сообщить, что дело оказалось раскрытым в течение последующих двадцати одного с половиной часа. Но подобное заявление было бы громадным преувеличением. Начать с того, что моя трескотня на машинке перед ужином вывела Вульфа из себя и он отыгрался тем, что, пока мы поглощали биточки с соусом карри и пирог с персиками, прочитал лекцию, почему, по его мнению, «Демократия в Америке» Токвилла является лучшей книгой о США из всех написанных иностранцами. Я вежливо слушал, но молчал, рассерженный его невниманием ко мне.

После ужина я позвонил Лили: оказалось, что у нее как раз выдался свободный вечер, и мы отправились потанцевать в «Черчилл». Один из многих приятных аспектов наших взаимоотношений состоит в том, что Лили не дуется, когда я выступаю с неожиданным приглашением. Мы знаем друг друга слишком хорошо, чтобы позволять правилам хорошего тона осложнять нашу жизнь. Как и Вульф, мы относимся к этикету без всякого почтения.

Так или иначе, но мы прекрасно провели время, и для меня вечер казался особенно замечательным, потому что, оставшись дома, я мог бы схлестнуться с Вульфом и быть уволенным или сам подать в отставку.