— Готово, Мара, можете выдвигаться, — пробормотал Вечеров в рацию.

«Вот и все, — подумал он устало и отстраненно. — Кто бы из тех двоих ни был настоящим Сэтом, он ликвидирован. Задача выполнена, однако Маевский погиб. С точки зрения арифметики спасения тысяч это приемлемая цена, но я не хочу соглашаться со статистикой, потому что знаю — смерть этого ушлепка несоизмерима с потерей Миши».

— Эй, Мара, как там?

— Все в порядке, — донеслось из рации. — Мы тут пытались еще раз связаться с командой «Фаэтона».

— Получилось?

— Нет. У них никто не выжил.

— Обсудим это потом. А пока можете выдвигаться.

— Лазарев в порядке?

— Ранен, но, надеюсь, выживет. Возьмите с собой медикаменты — все, которые есть.

— Кто его ранил?

— Тот, кто все это устроил.

— Он жив?

— Может быть, но больше не повредит.

Вечеров откинул щиток шлема и сел, прислонившись к стене.

Он понимал, что победил, но после краткой эйфории спасения не испытывал ничего, кроме крайней усталости. Люди, ради которых он пошел на риск, по одному выбирались из аварийного коридора, в котором могли передвигаться лишь вплотную к стене.

Бледная от тревоги Альда появилась первой, на ее прекрасном, но застывшем лице жили одни глаза — яркие, наполненные непонятным Вечерову огнем.

В углах рта измученной Мары прорезались незаметные раньше морщинки. Она молча опустила на пол контейнер аптечки и склонилась над Лазаревым.

«Жаль, что тут нельзя покурить, — пробормотал Полянов. — Впрочем, все равно нечего».

— В капсулы по двое. Мара с Лазаревым. Альда с вами. И ни во что там, внутри, не вмешивайтесь, навигационная автоматика сработает после запуска.

Альда подошла вплотную, коснувшись плеча Вечерова узкой ладонью. Он в который раз подумал, как она красива, и вместе с тем своим отточенным сверкающим совершенством девушка внушала смутную тревогу.

— Я с тобой хочу, — прошептала она.

— Нельзя. Я должен забрать из другого отсека… человека, который в этом виновен.

— Зачем?

— Если он скажет правду, в будущем можно спасти многих людей.

— Пусть с ним летит Мара.

— Нельзя.

— Почему нельзя? Он до сих пор опасен?

— Да. Он умеет воздействовать на мысли людей. Но только не на мои мысли.

— Почему?

Альда придвинулась вплотную, почти касаясь Вечерова.

«До чего громадные у нее радужки… и черные — будто космос»

Он ощутил обжигающий жар в груди, потом такой же жгучий холод на своем запястье — в том месте, где его охватывал браслет ментальной защиты. Острые ногти Альды уже царапали по его руке, пытаясь стащить этот браслет, но сделать это не позволял рукав скафандра. Вечеров с силой оттолкнул девушку, перехватив за плечи.

— Быстро по капсулам! Не ждать! Полянов, вы летите один!

— А как же… — начал было журналист.

Он, по всей вероятности, не понял ничего, но Мара поняла, ее скулы жестко оцепенели.

— Мара, не ждать!

— Но…

— Помощь мне не нужна.

Альда уже поднялась, она шла к Вечерову, протягивая руки, но в этом жесте присутствовала уже не просьба, а только угроза. Боль, частично уменьшенная браслетом, накатила на него, бросила в сторону. Картины самых мучительных воспоминаний — от старых и полузабытых до тела Маевского, плывущего в невесомости с ножом в спине, разом обрушились на сознание, но, очевидно, Альда добивалась совсем другого.

— Ты будешь меня слушаться — глухо сказала она. — Отстегни перчатку. Сними браслет.

Болтаясь в невесомости, Вечеров снова рассматривал ее лицо. Оно уже не казалось слишком красивым и, вероятно, не было таким никогда — измученное, хмурое, с тонкогубым напряженным ртом. «Внушение. Вот так она получала сторонников».

Сила созданной Альдой иллюзии поражала. Эта иллюзия растворила все — логику, долг, стремление выжить. Как ни странно, в этой сумятице уцелели только жалость и ненависть.

Ненависть и жалость была той нитью, за которую держался Вечеров. «За Мишу».

Он встал на ноги удивительно легко — легче, чем надеялся. Воздух в отсеке был, и выстрел выжигателя лишь слегка опалил Вечерову щеку. Двигаться получалось, хоть и медленнее, чем всегда, скорее всего, помогал браслет.

«А точно ли Альда — Сэт?»

— Не подходи, у меня пульт, опущу переборку, и воздуха не станет! — истерически кричала она.

— Ничего ты такого не сделаешь… Иначе сама умрешь.