Шрифт:
Когда врач-эсэсовец Трайте решил заняться «научными экспериментами» и придумал идиотский, вредный и гнусный метод — лечить тиф клизмами из мочи беременных женщин, он разделил тифозных больных на две группы — обычную и экспериментальную. Экспериментальных велено было лечить клизмами, не применяя никаких лекарств, чтобы Трайте мог проверить свой метод. Но результатов не было видно: Трайте не знал, что Зденка тайком саботировала его метод и лечила всех тифозных обычными, проверенными медициной способами. Какие еще могут быть эксперименты над женщинами, которые и без того дышат на ладан! У одной из подопытных как раз наступил кризис. Зденка впрыснула ей глюкозу. Как назло в этот момент вошла старшая сестра и тотчас побежала за главным врачом. Трайте пришел, и громы обрушились на голову Зденки.
Но она не склонила головы и не стала отпираться. Она выпрямилась во весь рост перед Трайте:
— Герр доктор, получая звание врача, я дала клятву никогда не пренебрегать необходимой помощью больному человеку. Эта женщина умерла бы, не окажи я ей такую помощь.
— Quatsch! [83] — ответил Трайте словечком, которое лучше всего выражало циничное отношение нацистов ко всему на свете. — Подождите, вы еще за это поплатитесь!
Трайте перестал разговаривать с ней, не замечал ее, не приказывал ей помогать ему, хотя она была превосходная ассистентка и нередко заканчивала операции за него; сам он был далеко не блестящим медиком.
83
Вздор! (нем. жарг.)
Тупица Ганс, который не мог обойтись без Здены, посмеивался:
— Ну, Штенка, наказали вы себя, можете радоваться! Знаете, куда вас теперь переведут? В инфекционное отделение!
— Вот повезло! — воскликнула Здена. — Герр доктор, это же замечательно! Вы даже не представляете себе, как я рада. Инфекционные болезни меня страшно интересуют, я уже давно втайне мечтала заняться ими…
Оттого, видимо, что Здена показала себя такой неустрашимой, вокруг всей этой истории не стали поднимать шума, и чешка осталась в лазарете.
Стоять на своем, если ты прав, не сдаваться — это была отцовская школа. Отец подбадривал народ, выступая по московскому радио, его сын-музыкант своим творчеством поднимал дух чехословацких солдат, а дочь сохраняла жизнь коллективу заключенных. Она не только лечила болезни, но и духовно врачевала людей. Когда на тайном собрании узниц заходила речь о чем-нибудь принципиально важном, мнение Зденки бывало решающим. Нередко случалось, что узница, впадая в отчаяние, бежала к Зденке. Молодой врач, она была постоянно окружена людьми, постоянно занималась чужими судьбами, словно у нее не было своей собственной. О себе она никогда не говорила.
Она ни с кем не поделилась своим горем, никому не сказала, что она пережила за одну ночь, когда уже здесь, в Равенсбрюке, узнала о смерти мужа, доктора Недведа, вместе с которым была в лагере Биркенау. Они оба заболели сыпным тифом, и Недвед умер. Еще накануне он предупреждал товарища: «Не ходи, лежи. Если при тифе рано встать, можно схватить воспаление легких». Но сам молодой врач не последовал собственному совету, преждевременно встал, чтобы помочь другим, и уже на следующий день его не стало.
Не всегда супружеская жизнь складывается так, как мечтают жених и невеста на заре своего счастья. Но этот брак был по-настоящему счастливым. Прекрасная молодая пара, оба врачи, полное взаимопонимание, любимая дочурка, дружба обеих семей, Недведов и Неедлы… Нет, никто не знал, какую ночь пережила Здена Недведова. Но утром она явилась в лазарет, как всегда чисто вымытая, в белоснежном халате; она даже улыбалась. Заключенные называли ее «солнцем лагеря».
В ней была какая-то духовная неуязвимость, и Зденка старалась воспитать ее и у других заключенных. Первым условием была чистота тела. У Здены был на этот счет опыт: пока люди моются, у них все в порядке, перестают мыться — наступает моральный упадок. Коммунистки выдвинули лозунг: «Будьте чистоплотны, будьте опрятны, не опускайтесь! Пусть тюремщики видят, что они не сумели заставить нас пасть духом, что они не согнули нас».
Блажена, которая дома выглядела как куколка, у которой в комнате не было ни пылинки, восторженно пропагандировала эту идею.
Впрочем, среди чешских женщин это было нетрудно. Чешки были выносливы и опрятны, они привыкли и дома мыться холодной водой, стирать, прибирать, проветривать комнаты, чинить свои вещи. Труднее было с изнеженными француженками. Эти южанки боялись холодной воды и о каждом пятнышке, которое появлялось у них на коже, говорили возвышенно и туманно: «Авитаминоз!» Конечно, в лагере был авитаминоз, но при чем тут грязь? Вши — бич лагеря — досаждали и опрятным людям, не говоря уж о тех, кто всячески избегал холодной воды, если не было теплой.
Однажды вечером Зденка зашла в чешский барак повидать пожилых женщин. Для тех очень много значило, когда молодежь проявляла к ним внимание, а особенно Зденка, «солнце лагеря». Зденка появилась в белоснежном халате, рослая, приветливая, веселая, ослепительно чистая, и улыбнулась женщинам, которые, распахнув окна настежь, разложили одеяла и истребляли в них вшей.
— Как поживаете, женщины, что делаете?
— Сама видишь, — отозвалась языкастая Галачиха, — давим авитаминоз!