– Вот часть схем, которые много столетий назад набросал для отца Кристодулоса Арсениос Скинурис.

Затаив дыхание, Гери смотрела, как брат Тимофей один за другим берет листы из стопки. Это и в самом деле был план монастырских помещений: трапезной, кухни, церкви, часовни, проходов, внутренних двориков. На втором этаже находились кельи монахов и большая читальня.

Затем брат Тимофей перешел к наброскам подземных проходов, в которых они сейчас находились. Но вместо пометок, кратких указаний и измерений, какими сопровождались остальные планы, под чертежом прачечной оказался лишь небольшой отрывок, написанный тем же почерком, что и остальные примечания.

Текст был на греческом языке, но брат Тимофей перевел:

– «Блаженны те, которые омыли одежды свои, чтобы иметь им право испить из реки жизни и войти в город воротами». Я задался вопросом: почему Скинурис постоянно писал эти слова? Что он имел в виду? Неужели это лишь иносказательное наставление содержать душу в чистоте? Но если так, причем тут план прачечной? – Гери покачала головой, а монах продолжил: – Я хотел показать вам это, чтобы вы своими собственными глазами увидели оригинал, подержали его в руках. А теперь идемте.

Они вышли из библиотеки. Брат Тимофей запер дверь, а затем, к удивлению Гери, по тем же самым коридорам направился обратно в прачечную. Гери обратила внимание на то, что монах не стал гасить факел, хотя сверху проникало достаточно света.

Брат Тимофей поднес палец к губам, призывая ее соблюдать тишину, потом подошел к длинному каменному желобу, проходящему вдоль дальней стены, где бежала вода из источника. Гери присоединилась к нему. Монах опустил голову, словно безмолвно читая молитву.

Затем он наклонился, зачерпнул пригоршней воду из желоба и выпрямился. Подойдя к Гери, брат Тимофей поднял руки и разжал их, окропляя ей голову водой. Новое крещение.

– Аминь, – сказал он.

– Аминь, – повторила Гери.

Брат Тимофей поставил ногу на древний камень, выступающий из стены рядом с желобом.

Это оказался рычаг. Дальний конец длинного желоба сдвинулся в сторону по направляющей. Там, за стеной, открылась черная дыра.

– Я пойду первым, – прошептал брат Тимофей.

Он поставил ногу в образовавшееся отверстие, двинулся дальше и вскоре исчез в темноте.

26 февраля 2006 года, 10.51

Остров Транхольмен

Стокгольм, Швеция

Дэниел неловко скинул с плеч теплую куртку, крепко держа в руках ребенка. Тип в белом халате стоял рядом, нетерпеливо щелкая пальцами в ожидании того, когда парень протянет ему свою одежду.

Второй охранник, сидевший на кухне, закинув ноги на стол, ухмыльнулся, увидев недовольство напарника.

Заметив на столе открытую пачку жевательной резинки, Дэниел вежливо спросил:

– Пожалуйста, можно взять жвачку?

– Даже не мечтай! – Тип в белом халате отвратительно оскалился. – От тебя и так одни неприятности. Тебе повезло, что док выпустила тебя на улицу. Шевелись!

Как обычно, он толкнул Дэниела в коридор. Тот, уже привыкший к подобному обращению, с трудом удержал равновесие, не выпуская малышку.

– Парень, лови! – сказал второй охранник, у которого было на удивление хорошее настроение.

Схватив со стола пачку жевательной резинки, он бросил ее Дэниелу. Тот ловко поймал ее свободной рукой и тотчас же сунул в карман, пока никто не передумал.

– Эй, послушай! – взвыл тип в белом халате. – Это же моя жвачка!

– Порадуй мальчишку, – возразил второй охранник. – У тебя есть еще.

Дэниел медленно направился к своей камере, не желая ввязываться в спор. Тип в белом халате затопал следом за ним, затолкнул его внутрь и запер дверь снаружи.

Усадив малышку на койку, Дэниел жадно изучил пачку. Четыре пластинки, какая богатая добыча! Он надеялся на одну, самое большее – на две. Это просто замечательно.

Уловив его возбуждение, девочка захлопала в ладоши и захихикала:

– Наяль! Наяль!

Улыбнувшись, Дэниел подхватил малышку на руки и пустился в пляс по комнате, затем остановился, поднял девочку так, чтобы они смотрели друг другу в глаза, и заговорщически прошептал:

– А теперь, моя маленькая сообщница, мы готовы перейти к последнему этапу побега. Так скорее же за дело!