В течение сентября он несколько раз звонил ей домой и каждый раз извинялся за то, что добыл ее телефон окольными путями. Алина извиняла его и, поскольку нужно было о чем-то говорить, рассказывала о том, что происходит в ее семье. Эдик не ахал, не выражал фальшивого сочувствия, за которым так и слышится: «Да мне-то какое до этого дело!» Он просто слушал – и ей становилось немного легче. Потом он как-то подкараулил ее у магазина и проводил после работы – подвез на своей машине до самого дома. Теперь она не скрывала своего адреса, но и наверх, к себе, его не приглашала.

Они виделись еще пару раз и каждый раз расставались где-то на улице, в толпе, или у подъезда. Говорили – увидимся… И в самом деле, виделись снова и снова. Она не знала, зачем ему нужны были эти странные, обрывистые встречи. Но признавалась себе, что ей они зачем-то нужны. Иногда ей казалось, что они оба боятся сделать еще один шаг, сказать еще одно слово… И бояться этого было лучше, чем сделать это. Они вели себя так, как будто ничего еще не было… А между тем все уже было. Когда-то они сошлись радостно и молниеносно, без прелюдий, без этих встреч, без звонков и сомнений… Из их истории выпала важная часть – и вот теперь они проживали ее, будто наверстывая упущенное.

– Я займусь кухней, – устало сказала Марина. – Соберу посуду. А ты поднимись наверх.

В мансарде было еще холоднее – крыша нависала прямо над головой, тонкие деревянные стены насквозь продувались ветром. Алина собрала с кроватей постельное белье, уложила его в объемистый баул. Поколебавшись, отправила туда же две подушки – наиболее приличные с виду. Несколько безделушек, развешанных по стенам, остановившийся будильник, детская обувь… Правда, дети давно уже выросли из этой обуви, но она была совсем еще новенькая. Марине, в ее теперешнем стесненном положении, все могло пригодиться.

Алина распахнула шкаф в комнате, где прежде спали дети. Грязные вещи вперемешку с чистыми, белье смешано с верхней одеждой… Сестра в последнее время не слишком заботилась о порядке, и вот результат. Она ведь не приучала детей самостоятельно следить за своим гардеробом. Сняв с себя что-то, они бросали вещь как попало. Хорошо еще, если в шкаф…

В шкафу, на самом дне, лежал пухлый пакет. Алина вытряхнула на пол его содержимое, заранее сомневаясь в его ценности. Помедлила, вглядываясь… Присела на корточки. Коснулась вещей рукой.

Джинсы Ильи. Его клетчатая рубашка – ее можно было принять за рубашку взрослого парня – настолько мальчик был широк в плечах. Майка. Все донельзя грязное, но не просто грязное, нет… Вещи выглядели так, будто их обладатель нарочно извалялся в грязи, посреди деревенской улицы. Грязь засохла, и уже очень давно. Илья не бывал на даче целый месяц, не меньше.

И было еще кое-что – на самом дне пакета. Алина рассмотрела этот предмет, скомкала его в кулаке и опустила в карман. Ей стало жарко – она уже не чувствовала промозглого осеннего холода, как будто снова наступило лето. Августовский вечер, темная улица, светящееся окно в доме на углу…

– Эдик приехал! – крикнула снизу сестра.

– Да, – глухо ответила Алина, сжимая в кармане черный шнур из твердого капрона. Илья когда-то увлекался авиамоделированием. Когда-то давно – когда еще был ребенком.

– Ты слышишь? – возвысила голос сестра. Она явно не услышала ответа. – Эдик тут!

– Я слышала… – хрипло ответила Алина. – Я сейчас иду.