Аннотация
Ежемесячный литературно-художественный журнал
Инна Лиснянская
В пригороде Содома
Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку. Поэт и прозаик. Лауреат нескольких литературных премий и Государственной премии России за 1999 год. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Переделкине.
Птичья почта
Только подумай, за что мне такое счастье — Угол иметь в лесу и письменный стол И наблюдать, какие певчие страсти Держит в зеленых объятьях березовый ствол. Сосны скрипят, как птиц перелетных снасти, И серафический слышится мне глагол. Время делю я всего на четыре части Года: мне страшен вечности произвол. Вряд ли б смогло по истории сдать экзамен Дерево, даже пригодное для икон. По-настоящему прошлому верен камень — В память свою, как человек, влюблен. Памяти опыт, как всякий опыт, печален — Больше от следствий не жду никаких причин, — Нет ничего свежее древних развалин, Нет ничего древнее свежих руин. Крошево дня вкруг памятных мест, а ночь-то В мраморном крошеве звезд. Под летнюю сень Сведенья эти приносит мне птичья почта, Хоть воспеваю только наглядный день. Господи Боже, спасибо Тебе за то, что Угол мне дал в лесу и письменный пень. 16 июня 2001.
При содомских воротах
Не минуй мои ворота, заходи, я накормлю, Даже водкой напою, даже песенку спою Про Содом тот многогрешный, тот, который так люблю, Что никак я не спалю память бедную мою. Там была я при воротах виноградною лозой — Лунной ягодой светясь, я над ангелом вилась И пред дьяволом стелилась. Но Господнею грозой Не спалилась, а спаслась, стражей втоптанная в грязь. След от праведника глубже, чем от гневного огня, — И от лужи до песка шла я многие века. Но по городу Содому, где сгорела вся родня, Одинокая тоска хуже камня у виска. Нет, минуй мои ворота, не заглядывай в мой дом, Где я разумом больна от навязчивого сна. А Содом стоит на месте, хоть оброс железным мхом Да стеклом из-под вина, не допитого до дна. 25 мая 2001
Театр одного актера
Кажется, живу я по привычке — Наподобие часов. Но когда меж птичьих голосов Пролетает голос электрички, Вижу, как в проходах поездов, В тех вагонах, где не слишком густо, Порывая с ремеслом, Нищенство становится искусством И играет времени излом, Где горит без пламени Содом. Кто имущий здесь, а кто убогий С жуткой былью на устах? — И не важно здесь, что бард безногий В тамбуре был на своих ногах И затаптывал табачный прах. Кто не знает про суму и посох? Но вот этот, этот на колесах Одного народа театр Вышибет из глаз твоих раскосых Не слезу уже, а едкий натр. Кто проситель здесь и кто даритель? Что есть — почва, что — сума? Неужели я — сторонний зритель И меж птиц, поющих задарма, Не схожу ни с ритма, ни с ума? 22 мая 2001.
Карнавал
Начинается хоровод С танца маленьких лебедей. Веселись, содомский народ, В трубы дуй, в барабаны бей! Веселись, обнищалый люд, Скоморошьи маски надень, Будет в небе тебе салют, Будет память на черный день! В паре с бабой баба идет, А мужик идет с мужиком, В волосах серпантин цветет Наркотическим лепестком. Веселись, народ, веселись, Что еще остается нам? Разойдись, народ, разойдись, Разойдись по своим шатрам! 30 мая 2001.
* * *
Где стена крепостная и где глашатая медь? Где озерная отмель и цитруса позолота? Оглянувшись на прошлое, можно окаменеть, Как случилось совсем недавно с женою Лота. От всего Содома остался столп соляной — То ли городу памятник, то ли Господней воле. Получается — взгляд назад может стать виной, А одна слеза — может стелою стать из соли. Человечеству страшный пример подают небеса — Так разрушена Троя и взорвана Хиросима. Да и где пограничная, собственно, полоса Между тем, что прошло, и тем, что проходит мимо, Между тем, что проходит, и тем, что еще грядет? Разве лучше содомских грядущие горожане? Неужели на семьдесят градусов поворот Головы неповинной — великое ослушанье? Я греховней супруги Лотовой в тыщу раз — Но вопросы мои заметут, как следы на дороге, — А куда, не скажу — на обочинах автотрасс Дьявол в смокинге черном и ангел в лиловом смоге. 26 июня 2001.
Дым
В рюкзачок впихнула я манатки, Погасила лампу в коридоре И ушла из дому без оглядки. За спиною полыхало море И земля пожаром нефтяным — Тенью от него стелился дым. Я была служанкой в доме Лота, (Но об этом умолчал историк), Лот мне указал не на ворота, А на сточный выход через дворик, Я же, вылезшая из дерьма, Не сошла ни с тропки, ни с ума. Да, я уходила без оглядки На людские вопли, что надсадней Треска бревен и кирпичной кладки. Чем правдивей — тем невероятней: Дым один шел впереди меня В неизвестность нынешнего дня. И сейчас, склонясь над мемуаром, Ни одной строкой не поперхнулась, Только дым, отброшенный пожаром, Тенью стал и совестью моей, — Я на город свой не оглянулась, Я содомских грешников грешней. 29 мая 2001.
В пригороде Содома
Память — горящая спичка в соломе, Но на соломе давно мне не спится — Ужасы снятся. Падшие ангелы в новом Содоме, Если не воры и не убийцы — Сущие ангцы. Боже, почто обратил ты в уголь Город, которым не правили воры Или убийцы? — Чтобы твой ужас не шел на убыль! — Звездные мне отвечают просторы Голосом птицы… А серафим с обгорелой ключицей Водит по воздуху, как по странице, Пальцем увечным: Бог увидал, что пожар — не в науку, И заменил Он мгновенную муку Трепетом вечным. Последний сон
В мелкий дождик Илья-пророк облака на днях истолок — Дождь идет, толченым стеклом освещая мой потолок, Или то хрусталь над столом третьи сутки уже горит, Или сплю я бредовым сном, но блестящим, как антрацит. Кем-то брошен на мой порог умирающий голубок — Черным углем из-под крыла кровеносный мерцает ток. Нет, не голубь — я умерла, нет, не вестник, а я мертва! Бьет и дождик в колокола, что желанная весть жива. Даже дождик наискосок — сну безумному поперек — О спасенье благовестит!.. До весны еще долгий срок — Еще осень нам предстоит, еще будет зима навзрыд Завывать над одной из плит, где содомский мой сон зарыт.
в официальном магазине Литрес