Бразды правления остались в руках вдовствующей императрицы. Лишь после ее смерти, в 121 году, Ань-ди решил отстоять свои державные полномочия. Союзники нашлись все в том же гареме в лице евнуха Ли Жуня и кормилицы императора Ван Шэн, которые донесли Ань-ди о якобы вынашиваемых Дэнами планах государственного переворота. Спустя два месяца Ань-ди лишил членов клана Дэн всех чинов и званий, предоставив некоторым из них возможность покончить жизнь самоубийством. Евнух и кормилица – последняя впервые в китайской истории – получили знатные титулы и встали во главе новой могущественной клики из евнухов и приспешников Гэн Бао – дяди императора со стороны его «законной» (в действительности фиктивной) матери3.

С кончиной Ань-ди в 125 году началось новое действие дворцовой драмы. Вдовствующая государыня из клана Янь заблаговременно убила мать наследника престола и добилась низложения последнего. Вместе с братом Янь Сянем она посадила на трон собственного малолетнего избранника, а потом устранила главарей бывшей клики, с которой прежде сотрудничала. Гэн Бао покончил с собой, Ван Шэн отправили в ссылку, а ее люди провели остаток дней с бритой головой и железным ошейником преступника. Императрица и Янь Сянь заручились поддержкой ряда других евнухов, в том числе Ли Жуня, ухитрившегося избежать расправы. К несчастью для Яней, их ставленник умер через семь месяцев. Всеобщим замешательством воспользовался евнух Сунь Чэн, организовавший заговор с целью возвести на престол «законного» наследника – Лю Бао. Его сподвижники из гарема, среди которых мы встречаем ветерана дворцовых интриг Ли Жуня, действовали решительно. Они отрубили головы доверенным евнухам Янь Сяня, почтительно приветствовали нового императора и в тот же день расправились с Янями. В благодарность новый государь, правивший под именем Шунь-ди, помимо щедрых даров пожаловал титул хоу сразу 19 евнухам.

Победа Шунь-ди несколько изменила расстановку сил при дворе. Конечно, ключевые позиции занимали евнухи-заговорщики, после переворота они уже не были едины. Бывшие союзники так докучали Шунь-ди спорами о своих «заслугах», что одно время он даже хотел выслать их всех из столицы [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 11б-12а]. К тому же евнухи не могли заполнить политический вакуум, образовавшийся после падения Яней. Уход со сцены очередного «внешнего клана» объективно означал усиление служилой знати, которая в целом поддержала переворот Сунь Чэна. На первых порах ветер перемен коснулся не столько ее взаимоотношений с императором, сколько самого характера ее деятельности. Пожалуй, можно говорить о «поколении Шунь-ди» в рядах бюрократии – сановниках, призванных в первые годы его царствования: людях необычайно энергичных и решительных. Почти все они воплощали характерный тип позднеханьского сановника – выходца из служилой семьи, конфуцианского эрудита и моралиста, твердо верящего в свое высокое предназначение. В их когорте мы встречаем, например, Юй Сюя, Цзо Сюна, Хуан Цюна, Чжоу Цзюя и др. Юй Сюй, сын смотрителя тюрьмы, долгое время воевавший с цянами, был назначен в 126 году младшим офицером управления инспекции. Заступив на должность, Юй Сюй провел основательную чистку в среде администрации [Хоу Хань шу, цз. 58, с. 6б-8а]. Цзо Сюн, прибывший в столицу по специальному приглашению монарха, «увидел, что сановники ленятся на службе, в управлении много огрехов. Сюн много раз подавал доклады о состоянии дел, его речи были глубоки и всеобъемлющи» [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 1б]. Хуан Цюн, служивший в Палате документов, по отзыву биографа, «досконально вникал во все дела, и никто при дворе не мог оспорить его суждений» [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 22б]. Тогда же ученый маг Ян Хоу, вызванный Шунь-ди со всеми почестями в 128 году, утверждал, что «по прошествии 350 лет царствования Хань должна наступить эра очищения законов и преобразования устоев» [Хоу Хань шу, цз. 30а, с. 8б]. Служилая знать явно ждала от Шунь-ди перемен, но евнухи твердо держались за власть, и все кончилось куцыми реформами в области отбора и экзаменов служащих, реконструкцией Столичной школы и восстановлением некоторых дворцовых церемоний, ценимых конфуцианцами.

Ученый муж поселяется в глухом уединении. Желая продвинуться, он прежде всего обращается к себе самому. В продвижении есть свой закон – если не приобретешь доброго имени, не сможешь и продвинуться.

«Хуай Нань-цзы»

Все же Шунь-ди предоставил новым лидерам «внешнего двора» относительную свободу действий в пределах их служебной компетенции. Семерых «прославившихся добродетелью ученых мужей» представил двору Хуан Цюн, сравнивший их с семью великими отшельниками древности [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 23а]. Цзо Сюн назвал кандидатуры 30 «достойных людей», после чего среди областных правителей «никто не смел опрометчиво давать рекомендации» [Хоу Хань шу, цз. 61, с. 7а]. Нечто подобное сообщается в биографии сановника Чжан Хао, тоже возвысившегося после переворота Шунь-ди; вновь выдвинутых людей «славила вся Поднебесная» [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 2а]. Одним словом, благодаря Цзо Сюну, отмечает его биограф, «ко времени эры Юнцзя (145 год. – В. М.) отбор на службу стал чистым и беспристрастным, во множестве отбирали правильных людей»

[Хоу Хань шу, цз. 61, с. 7а]4. Быть может, подобные суждения являются отчасти плодом ретроспекции следующего поколения, поскольку именно во времена Цзо Сюна начинали свою карьеру многие герои будущей бюрократической оппозиции евнухам. Но даже если перечисленные Фань Е в связи с биографией Цзо Сюна два десятка имен, представлявших цвет позднеханьской учености и административной добродетели, не являются непосредственным порождением «нового курса» Шунь-ди, невозможно отрицать активизацию служилой знати в тот период.

Хотя вожди регулярной бюрократии имели основание быть недовольными диктатом евнухов, нет серьезных поводов говорить о какой-либо принципиальной конфронтации между ними и гаремной верхушкой. Цзо Сюн и его единомышленники почти не высказывались против участия в политике «служителей Желтых ворот». Юй Сюй мог в одном и том же докладе обвинять сразу и сановников, и евнухов, а вступив однажды в противоборство с одним из евнухов, получил поддержку от ряда других евнухов, в частности Сунь Чэна [Хоу Хань шу, цз. 58, с. 7б-8а]. Предстоящая женитьба императора грозила, однако, подорвать и без того шаткий баланс сил между евнухами и «внешним двором». В 132 году Шунь-ди объявил своей супругой девицу из клана Лян – одного из знатнейших в империи. Возвысившись благодаря поддержке Гуан У-ди, Ляны пострадали в годы господства семейства Доу, а со времен Ань-ди вновь оказались в фаворе. Отец новой императрицы Лян Шан сразу получил удел, должность начальника личной охраны императора, а еще через два года стал главнокомандующим. Лян Шан сосредоточил в своих руках немалую власть, но, наученный горьким опытом предшественников, действовал осмотрительно и приобрел популярность среди служилой знати. Он приблизил к себе ряд известных своими «добродетелями» чиновников, в том числе Ли Гу5. Примечательно, что занимавший при Лян Шане должность великого маршала Ван Гун, по отзыву биографа, «выдвигал только самых почтенных старейшин в пределах четырех морей» [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 7б-8а]6. В то же время Лян Шан велел сыновьям установить связи с группой влиятельных евнухов и неоднократно прибегал к помощи последних. Очевидно, главнокомандующий хотел заручиться поддержкой основных дворцовых группировок, играя на их противоречиях. В 141 году Лян Шан умер, а все его звания и должности перешли к его старшему сыну Лян Цзи, избравшему совсем другую тактику.

Хронист рисует преемника Лян Шана человеком с хищно, как у совы, посаженной головой, злым пронзительным взглядом и невнятной речью, запойным пьяницей и азартным игроком – портрет, достойный деяний одного из главных злодеев драмы позднеханьской династии. Поспешив облачиться в одежды главнокомандующего раньше, чем его отец был предан земле, Лян Цзи не скрывал своего намерения стать единоличным диктатором. С интересами служилой знати он демонстративно не считался, бесцеремонно протаскивая в канцелярии своих людей. О разочаровании, охватившем тогда чиновничество, свидетельствует следующий эпизод. В 142 году Шунь-ди отрядил восьмерых сановников в инспекционную поездку по империи. Один из них, Чжан Ган, остановился у городской управы в Лояне и на вопрос, почему он не едет дальше, ответил: «Шакалы и волки у власти, что уж выискивать лисиц!» Затем Чжан Ган подал доклад с критикой произвола семейства Лян. Император, отмечает хронист, «знал правоту слов Гана, но так и не сумел обратить их в дело» [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 4а-б]7. Зато с евнухами Лян Цзи поддерживал до поры до времени дружеские отношения.

В сентябре 144 года умер Шунь-ди, и для Лянов пали последние преграды на пути к власти. Наследовавший Шунь-ди ребенок без малого двух лет от роду умер через несколько месяцев. Ляны самостоятельно назначили нового государя – восьмилетнего Чжи-ди. Последний имел неосторожность назвать Лян Цзи «своевольным генералом», за что и был вскоре отравлен. Ли Гу начал было расследование, но концов, разумеется, не нашли. Между тем предстояло назначить преемника Чжи-ди. Сановники остановили свой выбор на принце Лю Суане, Ляны выдвинули кандидатуру тринадцатилетнего правнука Чжан-ди Лю Чжи. Дабы придать делу хотя бы видимость законности, Ляны созвали придворный совет, на котором служилые люди единодушно высказались в пользу Лю Суаня. Тогда Лян Цзи многозначительно объявил заседание совета закрытым и перенес его на следующий день, потратив вечер на шантаж и подкуп высших чинов. Усилия Лян Цзи и его доверенных евнухов не пропали даром: во второй раз только Ли Гу и другой высокопоставленный чиновник – Ду Цяо нашли в себе смелость отстаивать прежнее решение. Добившись своего, Лян Цзи постарался разделаться со строптивыми сановниками. Еще за год до выбора императора он пытался убрать Ли Гу по шаблонному обвинению в протекционизме и групповщине8. Когда Лю Суань попытался силой отобрать престол у ставленника Лян Цзи, императора Хуань-ди, главнокомандующий обвинил Ли Гу и Ду Цяо в связях с мятежниками и добился их казни.