Так мне и надо!

Кареглазая блондинка в возрасте от девяти до двенадцати лет выискалась только одна. Ей было одиннадцать. Маша Костенко. Чтобы зафиксировать ее данные, пришлось наврать про создание при клубе танцевальной группы и записать в нее еще с десяток девчонок другой, неинтересной, масти.

С тех пор мы с Машей стали неразлучны. Я встречал ее возле школы, прячась за тонированными стеклами своей машины и провожал на отдалении до дома. Потом ждал, когда она выйдет с красной папочкой и направится в школу Искусств. Оттуда я провожал ее с особым вниманием. Уже не на машине, а пешком. Маленький силуэт в узеньких брючках, дутой курточке и шапке с лапландским узором стала мне родным. Мой внутренний локатор находил Машу в любой толпе таких же курточек и шапочек. Знаете, наблюдать за детской жизнью удивительно приятно. Я невольно стал вспоминать себя в возрасте Маши. Своих друзей, девочку, которая мне нравилась тогда. Подумал о том, что у той девочки уже свои девочки и мальчики. И я уже не смогу узнать ее по заливистому смеху и банту на макушке...

В таком режиме и некоторой ностальгии провел пол-осени. С Любой мы немного притормозили. Я сделал вид, будто вынужден много работать, поэтому перестал появляться у нее. Женщина и не подумала обижаться. Через неделю у нее снова сломался кран, и я видел другого соседа, недавно разведённого, который принес свои тапочки к моей бывшей подруге. Это было очень кстати.

Наконец, в начале октября замелькала передо мной куртка неопределенной окраски, и я сразу стал другим. Потом я прокололся и пережил один из самых неприятных моментов в своей жизни. Маша Костенко погибла у меня на глазах.

— Витя, пожалуйста, помоги мне! — умоляла Золотова своего приятеля о неслыханной любезности. — Узнай для меня это! Я же спать не могу!

— Да никто твои фантазии проверять не станет! — отмахнулся Калачёв. — И потом, кто же тебе поверит, что струну свою ты нашла на месте преступления, а не в соседней помойке? Нет свидетелей, понятых, никого!

Они сидели в маленькой закусочной на площади перед Филармонией и угощались самыми вкусными в Гродине чебуреками. Витя любил чебуреки с кетчупом, а Вика — без ничего. Еще они взяли пива. Золотова с наслаждением отпивала по глотку из огромной литровой кружки, которую могла поднять со стола только двумя руками. Литр ей, конечно, не осилить, но меньше здесь не наливают. Так принято! Сегодня была суббота, день и ночь счастья. Вика планировала на вечер запастись еще баночкой «Балтики», чтобы вечер не показался будничным. Но, главное, она собиралась проработать всю ночь. А для этого надо было ещё потрясти Калачева.

Пойти поесть чебуреков Витя ещё согласился, но обсуждать предложенную Золотовой тему совершенно не желал. У него были свои причины встретиться с журналисткой, но совершенно противоположные.

— Ну, что ты прицепилась? — почти жалобно говорил он, — Я ничего не знаю об этих струнах и знать не хочу. Это такая мутота! У меня полно своих дел. А ты бы лучше пошла в суд, да посидела на разбирательствах. Там сейчас депутат судится, его обидел облизбирком. Такой материал забацать можно! Все журналисты так делают.

— Мне твои облизкомы на фиг не нужны, — ответила Вика. — я о другом больше волнуюсь: моя статья не помогла. Человек погиб! Я точно знаю, что девушка с гитарной струной совершила новое убийство. И еще я думаю, что есть шанс узнать, будут ли ещё убийства. Надо узнать хотя бы это! Хотя бы для себя! Ты понимаешь?

— Ну, ладно! Допустим, я соглашусь. — сказал Калачёв и отправил в рот последний кусок чебурека. — Как мы выясним исходя из твоих предпосылок, что убийства больше не будут происходить?

— А я тебе скажу! — Вика просто чесалась вся от нетерпения — так ей хотелось выложить свою теорию. — Надо узнать, какими струнами, по диаметру, девушка душила водителей! Если первое убийство совершено самой тонкой гитарной струной, а последнее — самой толстой или наоборот, а гитара у нее шестиструнная, то становится ясно, что больше убивать она не будет!

Вика победно посмотрела на Калачёва поверх пивной кружки. Тот усиленно жевал и медленно обдумывал ее сумбурные предположения. Наконец понял в чем, собственно, логика.

— Не будет убивать, если не перейдет на органные педали! Ими можно лупить по голове, — он попытался смазать торжество собеседницы.

— Очень смешно, — согласилась Вика, но ни на секунду не улыбнулась.

— Так я должен узнать про струны?

— Да.

— Стоп, а если гитара семиструнная?

— Я узнавала — это разные комплекты. Специалист разберет. Но если семиструнная, то ждите последнего трупа весной. Но, зная, что он точно будет, вы же сможете что-то сделать?

— А что ты сделаешь потом? — Калачёв не обратил внимания на ее последний вопрос.