Студенты, все как один, подались назад. Некоторые вскочили на ноги, приготовившись бежать. Другие просто отвернулись, пытаясь защитить руками глаза.

Глупцы, им следовало подойти ближе, чтобы ничего не пропустить. Неужели они не поняли и не оценили увиденного? Ведь перед их глазами только что произошло маленькое научное чудо!

Саймон остановился у края стола. Медные провода теперь свободно висели, а стол покрывали осколки стекла и комки сгоревшего поташа. Между ними мрачно поблескивали кусочки расплавленного серебристого металла, которые быстро охлаждались.

Саймон указал на эти кусочки и обвел присутствующих свирепым взглядом.

— Ваша задача заключается в следующем… — Он сделал паузу, поскольку тут же началась суматоха. Студенты готовили письменные принадлежности. — Скажите мне, что это за металл, похожий на ртуть? Кстати, смею заметить, это не ртуть. Скажите, как он получился: опишите весь процесс от начала до конца. И наконец, самое главное: зачем?

На Саймона устремились такие недоумевающие, потрясенные взгляды, что он едва не расхохотался.

— Да, джентльмены, вы все расслышали правильно. Я жду от вас полного и четкого понимания продемонстрированного опыта. Напоминаю, никаких обсуждений. Никаких разговоров между собой. Один взгляд в работу соседа, и вы покинете аудиторию. Кстати, вы и сами можете уйти в любой момент, но только больше сюда не вернетесь. Выходя, не забудьте сдать свои записи мистеру Хендслею.

Он указал на человека среднего возраста, который как раз входил через сводчатую дверь.

Взяв свой плащ у студента в первом ряду, Саймон устремился вперед по проходу. Он преодолел уже половину расстояния до двери, когда заметил поднятую руку. Резко остановившись, он мрачно уставился на темноволосого юношу с женственными чертами лица.

Слишком аккуратный, слишком чистый. Юный денди. Яркий пример высокомерной наглости, свойственной отпрыску родовитого семейства. В Кембридже было два типа студентов. Одни — такие же, как этот заносчивый выскочка, за которыми стоят родословная длиной в ярд и богатство, накопленное поколениями предков. Такие искренне верят, что правила создаются не для них. Другие — те, чьи семьи пошли на большие жертвы, чтобы отправить своего исключительного, хотя и без пенни в кармане, сына учиться, в надежде обеспечить ему лучшее будущее.

Несмотря на то что сам маркиз принадлежал к первой категории или благодаря этому, его раздражение ухудшило и без того отвратительное настроение.

— У вас проблемы со слухом, сэр? — рявкнул он. — Никаких вопросов.

Рука исчезла, а Саймон покинул аудиторию с каким-то странным чувством, от которого никак не мог отделаться. Слова, которые он намеревался произнести, были совсем другими, не теми, которые слетели с его губ. Он собирался с позором выгнать юнца за вопиющую наглость, но за мгновение до того, как открыл рот, увидел что-то необычное в дерзких темных глазах студента, и даже пожалел, что сам запретил задавать вопросы.

Интересно, о чем хотел спросить этот самоуверенный юноша?

Коснувшись ладонью подбородка, Айви украдкой взглянула на пальцы, не остались ли на них следы «пробивающейся щетины», подрисованные угольной пылью. Под непривычной одеждой — шерстяным сюртуком, жилетом, полотняной рубашкой — чесалась спина, было очень жарко. Айви всегда считала, что мужская одежда более свободная, но оказалось, что все наоборот. Конечно, мужчины не носили корсетов и нижних юбок, но компенсировали их отсутствие своеобразным покроем одежды, которая стесняла движения. Ногам в высоких сапогах было ужасно жарко, подвижность рук ограничивали чудовищные рукава.

Она дернула галстук, чтобы не так давил шею, но, к сожалению, не могла сделать ничего, чтобы ослабить полосы шелковой ткани, стягивающие под рубашкой ее грудь. Не могла она отделаться и от неприятного впечатления, оставленного маркизом Харроу, которое оказалось настолько сильным, что она никак не могла заставить себя сконцентрироваться на формулах и уравнениях.

Маркиз был совершенно не таким, каким она его себе представляла. Да и Виктория не сочла нужным подробно описать его внешность, упомянув лишь о разительном контрасте между почти черными волосами и светлыми серебристо-голубыми глазами. Что ж, глаза у него действительно замечательные, это Айви успела заметить.

Вспомнив его пристальный взгляд, она поежилась.

Маркиз Харроу оказался совсем не таким, каким она его представляла. Ученые мужи, изображения которых она видела в книгах, как правило, были лысыми или седыми и носили очки. А еще они всегда были полными и сутулыми вероятно, от постоянного сидения за лабораторными столами, и, уж конечно, более терпеливыми, чем Саймон де Берг.

Он пронесся по аудитории с яростью зимнего шквалистого ветра, и в каждом его движении, даже, казалось, в звуке шагов чувствовалось раздражение. В его присутствии все студенты ощущали неловкость, скованность и робость, однако их робость не шла ни в какое сравнение с тем страхом, который завладел Айви, когда она подняла руку.