Е.П.:Да, сложный это вопрос. А как думаешь, Василий Павлович смог бы это объяснить?

А.К.:Нет.

Е.П.:Ну, вот если бы он сейчас находился тут…

А.К.:Отвечаю тебе — нет.

Е.П.:Вот сейчас мы с тобой спрашиваем: «Василий Павлович, как ты так одновременно: человек религиозный, по крещению православный — и вольтерьянец?» Что бы ответил Василий Павлович на это?

А.К.:Вася человек был чрезвычайно умный, у него был мощнейший и быстродействующий ум. Он бы придумал что-нибудь.

Е.П.:Ну, это не ум, это остроумие, знаешь ли.

А.К.:Нет, вообще ум, он придумал бы целую…

Е.П.:Концепцию.

А.К.:Концепцию. Грех, конечно, так говорить, Васи нет, никто мне не ответит, но я полагаю, что эта концепция все равно не была бы убедительной, она не была бы до конца логична, понимаешь.

Е.П.:Понимаю, понимаю. А ведь мы в тупик зашли с тобой.

А.К.:Почему в тупик?

Е.П.:А потому что мы не можем никак связать православие его и вольтерьянство.

А.К.:Можем. Василий Павлович Аксенов не был изваян из куска гранита, как Владимир Ильич Ленин на Октябрьской, теперь вроде снова Калужской площади. Он был нормальный, честный, достойный, интеллигентный, благородный и чрезвычайно противоречивый человек.

Е.П.:Вот я думал: прозвучит слово «интеллигент» или нет? Прозвучало.

А.К.:А как же ты хотел? Интеллигент, противоречивый человек, который сам про себя не все знал. И что мы от него хотим, что мы пристали к человеку-то? Да, верил в Бога, и да, восхищался Вольтером, который в Бога не верил и издевался над священниками, а Аксенов священников жалел, которых, значит, на Соловки — и бревна таскать. Да, был и такой, и такой.

Е.П.:А чем все-таки ему так нравился Вольтер?

А.К.:Да умом, умом опять же. Сильным и свободным умом, вот чем. Аксенов же не был — мы уже об этом сказали — таким строгим, придерживающимся всех канонов православным, можно сказать, он склонялся к экуменизму… А я вам так скажу, Евгений Анатольевич, я вас хочу по-дружески предупредить: вы не смотрите, что я следователь НКВД, но от экуменизма до вольтерьянства — один шаг.

Е.П.:О-о-о-о-о, да вы, я вижу…

А.К.:А что «я вижу»? Это я вижу, вижу вас насквозь.

Е.П.:Так вы, может, и против отца Александра Меня?

А.К.:Нет, я не против отца Александра Меня, я не против и Василия Павловича Аксенова, я просто отмечаю то, что, как мне кажется, есть. Отец Александр Мень был великий христианин, но многие его последователи, ученики, не знаю, как сказать, находятся в определенных… сложных отношениях с каноническим православием.

Е.П.:Тогда, может, гражданин следователь, вы не против и вольтерьянства?

А.К.:Как сказать — против? Против. Я против вольтерьянства, но это не значит, что я против вольтерьянца Аксенова.

Е.П.:Да, как уж на сковородке…

А.К.:Это же не значит… Вот, например, некто может быть против многих характерных черт в женщине, которую любит, но любит же ее! И из-за того, допустим, что она, сука, скандалы устраивает по пустякам, он головой об стенку бьется, но он же ее любит!

Е.П.:Ну да… Ладно, куда-то мы в сторону уходим…

А.К.:Не в сторону. Я люблю Аксенова, но вижу аксеновскую противоречивость — в том числе в мировоззренческих вещах. Вася был весьма противоречив…

Е.П.:Это верно, да.

А.К.:И что, нам мешает эта противоречивость его любить? Нет. Или, наоборот, моя любовь к нему мешает мне отметить, что он был противоречив? Что за глупости…

Е.П.:Игры такие у нас… Что-то мне не по себе: обсуждаем религиозность Аксенова, а почему-то на лубянский тон выходим сразу.

А.К.:А потому что принципиальные вещи, принципиальные. Потому что многосмысленная, сложная, скользкая — шаг влево, шаг вправо — тема.

Е.П.:«Больно тема какая-то склизкая, не марксистская, ох, не марксистская».

А.К.:Совершенно верно. Как нельзя более к месту процитировал.

Е.П.:Если все рассуждения о Василии Павловиче могут вызывать ярость, потому что к нему многие относятся пристрастно, в конце концов, все миллионы его читателей к нему пристрастны и имеют на него свой взгляд, то уж такая тема, как его религиозность, не может не вызывать ярости, причем со всех сторон…