Можно спросить: какое все это имеет значение, если советская номенклатура все равно не собирается начинать войну против Запада?

Да, войны советская номенклатура боится. Но боится она войны при нынешнем соотношении сил, а не по каким-либо иным соображениям. Если ей удастся изменить соотношение сил в свою пользу настолько, чтобы Запад оказался явно слабее, номенклатура перестанет бояться и нападет.

Надо всегда помнить ленинский девиз: «Дают — бери, бьют — беги». Надо помнить из истории не только то, что номенклатура никогда не нападает на сильных, но и то, что она без смущения набрасывается на слабых.

Исключение сферы идеологии из области мирного сосуществования наводит на мысль, что класс номенклатуры серьезно думает о возможности войны против Запада — только не сейчас, а в будущем.

О том же свидетельствуют и два других ограничения мирного сосуществования, провозглашаемые номенклатурой: исключение из него национально-освободительной и социально-освободительной борьбы.

В первом случае номенклатура старается внушить Западу: поддерживаемые ею военные конфликты в странах третьего мира не должны рассматриваться как противоречащие разрядке. Цель же этих конфликтов в том, чтобы усилить позиции советской номенклатуры в третьем мире и таким путем добиться изменения соотношения сил в пользу реального социализма. Значит, смысл исключения национально-освободительной борьбы из сферы мирного сосуществования в том, чтобы Запад продолжал политику «разрядки» с Советским Союзом, а тем временем всеми, в том числе военными, методами СССР будет изменять соотношение сил в ущерб Западу.

Что касается социально-освободительной борьбы, то формула эта в СССР не расшифровывается. Речь может идти, однако, лишь об одном: о волнениях в других странах, которые можно было бы объявить «пролетарской революцией». Что же может означать отказ распространить действие принципа мирного сосуществования на такую ситуацию? Только одно: номенклатура оставляет за собой право на вооруженную интервенцию в поддержку такой «революции» — как это было сделано, например, в Афганистане.

Все зависит от соотношения сил на мировой арене. Номенлатурные политики сами это подчеркивают, когда говорят: основа мирного сосуществования — соотношение сил в мире.

Такая постановка вопроса совершенно естественна. В самом деле, если мирное сосуществование — это классовая борьба, то в ней, как в каждой борьбе, решающую роль играет соотношение сил борющихся сторон.

Каких сил? Когда на Западе говорили о соотношении сил между двумя системами, обычно сводили его к балансу вооруженных сил НАТО и Варшавского Договора. Номенклатура подходит к вопросу шире. Она рассматривает соотношение всей совокупности сил реально-социалистического и капиталистического обществ — экономических, политических, военных, структурно-организационных, моральных — словом, всяких. В противоположность балансу военных сил номенклатура именует это «соотношением классовых сил».

Такой подход разумнее незамысловатого подсчета числа дивизий — разумнее и в чисто военных вопросах. Так, война во Вьетнаме показала, что США, обладавшие неизмеримо большей военной мощью, чем Северный Вьетнам, из-за проявленной ими морально-психологической слабости ухитрились проиграть эту войну, что явилось приятной неожиданностью для советской номенклатуры. С другой стороны, практически невозможно сказать, насколько оправданно было механическое причисление дивизий стран Восточной Европы к советским дивизиям. Цель Советской Армии в Восточной Европе не в последнюю очередь была в том, чтобы удерживать сомнительных союзников под контролем номенклатуры.

После революций 1989 года в Восточной Европе Организация Варшавского Договора стала призрачной и распалась.

Номенклатура старается внушить всем, будто есть некая мистическая закономерность постоянного изменения соотношения сил на мировой арене в пользу реального социализма. Это, конечно, выдумка: нет такой закономерности, да и кривая соотношения сил весьма извилиста. Высшая точка этой кривой была достигнута номенклатурой в конце 50-х годов, на первом этапе правления Хрущева. Отказ от наиболее преступных сталинских методов и разоблачение Сталина привели на время к росту поддержки советской системы населением. На международной же арене еще сохранялся союз СССР с Китаем, мировое коммунистическое движение было монолитным, а в военной сфере номенклатура на время вырвалась вперед, создав раньше США ракетное оружие. К тому же казалось, что открыт путь для дальнейших сдвигов соотношения сил в ту же сторону. Была жива надежда, что явно предстоявший слом системы колониализма приведет к превращению колоний в страны «народной демократии». Ожидались также приятные изменения в Европе — создание народно-демократических режимов в Испании, Португалии и Греции. С тех пор соотношение сил существенно изменилось не в пользу советской номенклатуры, и фактический распад советского блока создал новую обстановку.

Читатель может сказать, что он слышал на Западе и совсем другие оценки советской внешней политики. Правильно, есть такие оценки.

Помню, в одной западной столице крупный представитель тамошнего делового мира поведал мне свою уверенность в том, что советское руководство совсем не хочет распространения режима реального социализма на страны Запада, в частности на Западную Европу. Мой собеседник сам был целых пять дней в Москве и твердо в этом убедился. Его аргументы были просты и неотразимы. Советские руководители — умные люди (я с этим согласился); товаров для населения в Советском Союзе чрезвычайно мало, и они жалкого качества (я согласился); советское руководство не может не понимать, что это следствие низкой продуктивности социалистической системы (я согласился); если это руководство распространит такую систему и на Запад, то и здесь будет так же (я согласился); тогда невозможно будет за счет экспорта, западных капиталовложений и кредитов улучшить снабжение советского населения (я согласился). «Но ведь задача советских руководителей в том, чтобы поднять жизненный уровень населения, они и сами это говорят, — торжествующе заключил мой собеседник цепь своих рассуждений. — Значит, они не могут желать распространения своей системы на Западную Европу, и нам нечего опасаться». Это был единственный пункт, с которым я согласиться не смог. Чтобы понять, что такое — само по себе логичное — рассуждение ошибочно, надо было прожить в Советском Союзе дольше, чем пять дней.

Этой формулой определила номенклатура задачу своей внешней политики. Она стала настолько привычной, что советские пропагандисты, вообще не мучимые чувством юмора, без колебаний повторяют ее даже вперемежку с нападками на «глобальную политику империализма».

Между тем глобальной в самом буквальном смысле этого слова является именно внешняя политика номенклатуры. Она охватывает весь наш глобус. Номенклатура старается повсюду в мире искать, по ленинскому выражению, слабые звенья в цепи мирового капитализма. Действуя по принципу «бей сороку и ворону», она одновременно старается завоевать новые позиции во всех частях света.