– Эти разбитые колонны, – говорит дядя Самуил, – последние свидетели величественной синагоги, которая когда-то была в этом городке. Синагогу разрушили во время еврейских погромов.

Александр качает головой. Он знаком с историей этих колонн. Но дядя Самуил не обращает на это внимания. Для него Александр не более, чем гость на одну ночь в этом городке.

– Там, – он указывает тростью в сторону красивого белого дома на площади, – на пороге этого дома надпись на древнееврейском. Это погромщики, вся эта чернь ограбила еврейское кладбище, разбила священные памятники, и сделала пороги у своих домов.

Колонны высоки, словно упираются в темень лесов на склонах, высящихся над долиной, в которой лежит городок. Гигантские старые сосны шумят на ветру, и вечный этот шум наполняет городок. И в этот шум вплетаются однообразные звуки хлопающего флага. Они поворачивают головы в сторону дома, над которым развивается флаг со свастикой, а под ним – на белой стене – огромная надпись:

Огромная комната семинарии пуста. Посредине длинный стол, вокруг него старые стулья, тоже пустые. Только большой книжный шкаф со стеклянными дверцами по-прежнему полон книг. Стены обветшали и потрескались. Единственной роскошью в зале выглядит кафельная печь. В непроветриваемом помещении стоит устойчивый запах старых книг и слабый остаточный запах огня.

Дядя Самуил приглашает гостей к столу, сам садится во главе его, достает из кармана табакерку, щепотку втягивает в одну ноздрю, за тем – в другую. На табакерке нарисована голова Наполеона.

– Эту табакерку подарил мне Хаим Вундер. Ты помнишь Хаима, Габриель?

– Нет, дядя Самуил. Я с ним не знаком.

– Он был твоим родственником, дальним. У Аарона был дядя. Так это его сын. Младше меня на десять лет. Отец его был дядей матери Аарона, благословенной памяти, из Франкфурта на Майне. Три брата в этой семье. Хаим – первенец. Странная болезнь напала на двух братьев, ушла сила из их ног, им понадобились костыли. Только Хаим остался здоровым и невредимым. Потому ему дали кличку –»Вундер Хаим» – «чудо жизни».

– И какое же в этом чудо, что Хаим остался здоровым и невредимым? – спрашивает Габриель.

– Он женился молодым, сын мой.

– Ну, а что произошло с братьями на костылях?

– Сосватали им женщин, сын мой, и они снова начали нормально ходить.

– А эту табакерку – «чудо жизни» дали тебе в подарок, дядя Самуил?

– Да, сын мой, втайне дана она мне. В разгар войны, он явился сюда, в семинарию, и рассказал мне о двух солдатах. Оба, кстати, были евреями. Вышли они в разведку втроем и взяли в плен француза, который по ошибке пересек линию фронта. Хаим знал французский. Слово за слово, оказалось, что француз тоже еврей, французский. Словом, шалом алейхем, пожали руки и вернули через линию фронта. А табакерка – подарок того француза, перед тем, как они его вернули. Пришел он ко мне в полном смятении души: это же измена родине! А он был всю жизнь большим патриотом Германии, и не мог самому себе объяснить свой поступок, и ужасно раскаивался, неделю за неделей он брал с меня клятву, что я никому не открою его измену. И так, с одной стороны, чтобы подкупить меня, с другой – чтобы избавиться от табакерки с изображением Наполеона, он мне ее и подарил, – усмехается с удовольствием дядя Самуил, встает со стула и направляется к книжному шкафу.

– Александр, – шепчет Габриель, – уважай, но подозревай. Любит дядя сочинять байки, которых и в помине не было.

Дядя Самуил возвращается с толстой бумажной папкой. Это рукопись. Листы исписаны плотным густым почерком, красивыми готическими буквами, теми самыми буквами, благодаря которым Аарон Штерн предсказал дяде Самуилу большие успехи в жизни.

– Что с книгой, дядя Самуил? – спрашивает Габриель. – Конечно же, она приближается к концу, не так ли? Моника, Александр и я, и многие другие уже жаждут ее прочесть.

– О, – говорит дядя Самуил педантичным голосом, – книгу не пишут, стоя на одной ноге.

– Упаси, Боже, – Габриель старается исправить свои слова, – торопить тебя, дядя Самуил.

– Может, вы прочтете нам немного из книги, дядя Самуил, – улыбается Александр, и Габриель тихо вздыхает, но дядя Самуил уже водрузил на нос очки.

– Глава первая, – дядя Самуил старается оседлать нос очками, – я все еще не доволен первой главой. Целостной должна быть именно первая глава. В любом случае, слушайте, сыны мои. История Гершеле ходатая, который первым появился в этом городке в начале средних веков. Был из семьи ученых с юга. Маленького роста, худой, но с большим носом, ходил он осторожными шажками, словно носил с собой и боялся разбить драгоценную вещь. И настолько он был мал ростом, что дали ему в городке кличку «малыш». А люди общины добавили: «малыш из семинарии». Сосватали «малышу» Еву из семьи испанских евреев, высокую и красивую, дочь раввина и судьи в общине рабби Ицхака. Так, Гершеле оказался у небогатого стола раввина. Грянули погромы, в городке убивали и грабили евреев, и Ева стала нищенкой. Погромщики разрушили все, синагогу, кладбище, дома. Боко, великий принц, был принцем городка в дни погромов, и все считали, что евреи, как губка, которая впитывает богатство. Боко и послал своих работников грабить дома евреев, и трофеи делил между детьми городка, и стал любимцем и героем его жителей. По сей день дети поют о великом принце Боко:

Мог ли Гершеле, малыш из семинарии, столоваться у своего тестя, когда вокруг такие беды и погромы? – поднимает голову дядя Самуил и смотрит на Габриеля и Александра, словно от них требуется ответ. Оба качают головами в знак отрицания. И дядя Самуил говорит с болью:

– Нет! Гершеле не мог столоваться у своего тестя. Беды и погромы сделали из Гершеле купца. В сорокалетнем возрасте он стал заниматься торговлей металлами и основал большой торговый дом. Прошло совсем немного времени, как Гершеле разбогател. Насколько ноги его были медлительны, настолько быстро у него работала голова, и действовал он расторопно.

Он завязал торговые связи с далекими городами, но не в этом его главные успехи. Гершеле определил время для торговли, время для изучения Торы, и заработанные деньги инвестировал в Тору. Ведь большинство священных книг было уничтожено во время погромов. Вот, он отпечатал новое издание шести частей Талмуда. Две тысячи пятьсот книг раздал бесплатно ученикам семинарии, знатокам Священного Писания, и вложил в это предприятие пятьдесят тысяч талеров! – дядя Самуил поднимает руку, раздвигает костлявые пальцы и подносит их Габриелю и Александру, как бы прося их посчитать эти пятьдесят тысяч талеров, затем продолжает чтение: