«Может, я такой серьезный, потому что нет у меня кого-либо, чтобы смешил меня».

«Слишком жалеешь себя, потому и нет кого-либо, кто бы тебя смешил. Ты что, сам себя веселить не умеешь?»

«А ты умеешь?»

«Еще как».

Идет в сторону джипа, тянет босые ноги по раскаленному песку, медленно-медленно. Я иду за ней, и ко мне возвращается отвратительное настроение последних недель. Как она меня ужалила. Надо улыбаться, если заигрываешь. Даже если это только любовные игры. Догнал ее у джипа. Улыбается мне. Рубаха ее все еще распахнута, ноги босы. Говорю ей приказным голосом:

«Едем!»

Кладет голову мне на плечо, дремлет. Ветер пустыни обжигает нас. Песок осаждает со всех сторон, белые ослепительные пространство жгут глаза. Ястреб парит над нами. Пески движутся вместе с колесами джипа, выявляя время от времени разбитые скелеты машин. И мгновенно в память возвращается война. Белые пространства и голубые небеса вдруг становятся тесными, сужаясь гибелью на человека, на танк, и вот уже человек пылает факелом, тянется густой хвост дыма от рухнувшего в песок самолета. Песок почернел и обуглился вокруг его остова, и даже когда языки пламени погасли, еще долго тянется в небо хвост дыма, петляет и не может достичь неба сквозь сплошной ковер огня, охватившего воздух. К вечеру солнце садится. Солнце пустыни огромно и огненно. Приближаясь к земле, окрашивает огнем все небо, словно бы кровь течет не только по земле, но и с небес. Я всеми силами ждал темноты ночи, чтобы мгла накрыла все эти ужасы. Но в пустыне темнеет медленно, и никогда не бывает полнейшая тьма. Сошла с неба ночь, а пустыня пылала. Небо было полно больших светлых звезд, и они мигали нам, словно Господь и его ангелы мигали и посмеивались над нами. Видения не отступают от меня, а она спит, и дыхание ее покойно. Мне хорошо с этим покоем, я себя просто ловлю на том, что стараюсь не симпатизировать ей, но, по сути, очень даже симпатизирую это некрасивой, такой смешливой и полной жизни девице. Кто она? Зачем мне знать, кто она? Девица. Незнакомка. Мы уже близки к базе. Я легонько толкаю ее. Просыпается тихо, как будто и не спала.

«Ну, и типчик же ты – сплошная усталость. Спала всю дорогу».

«Что тут такого? Люблю поспать».

«Любит поспать, любит поесть, любит…»

«Любит то, что желает любить».

Она медленно застегивает рубаху на все пуговицы, надевает ботинки, даже причесывается. Подъезжаем к воротам базы. Она спрыгивает с машины, говорит вместо прощальных слов:

«Сейчас душ. Просто высшее удовольствие».

Идет в сторону домиков, где живут солдатки. Я остаюсь в джипе. Гляжу ей вслед и думаю про себя: «Если захочется мне ее увидеть, даже спросить не смогу. Ведь имени ее не знаю. Ничего о ней не знаю. Только, что высокая, и полная, и некрасивая. Минуточку! Я знаю о ней немало. Ничего – и всё. Она сильная, веселая, горячая, подвижная, как ртуть, и любит то, что хочет любить». Спрыгиваю с джипа и тоже бегу охладить тело в душе.

Встретил ее у столовой, рядом с колонкой холодной питьевой воды. Стоял в окружении офицеров, старых моих друзей. Кивнул ей слегка головой. Она и не ответила. В столовой схватил что-то на ходу. Даже спросили меня, хорошо ли я себя чувствую. Ответил, что я здоров, но про себя подумал, что болен. Болен ею. Вышел наружу. Она ждала меня у питьевой колонки. Тем временем на землю опустился вечер, и пустыня погрузилась во мглу, насколько это можно назвать мглой в пустыне. Сказал ей одно лишь слово:

«Пошли».

«Куда?»

Спросила так равнодушно, что я ответил ей с едкой усмешкой:

Сейчас узнаешь – куда».

Идет рядом со мной. Движения ее тихи, равнодушны, ленивы. Форма надета небрежно. Рубаха – поверх юбки. База слабо освещена. Прожектора освещают небо, шарят по пескам, а за проволочным заграждением светится пустыня и чистое небо Синая. Нет у меня времени любоваться луной и звездами. Мы заняты перепрыгиванием через окопы. Она – спортсменка первый класс, дает мне фору. Я прыгаю за ней. Она – просто ас. Куда уж мне.

Пробегаем мимо телефона. Просит меня подождать. Ей надо позвонить. Вечером на базе – время телефонных разговоров. На военной базе роль телефона подобна роли светофора в городе. Ожидание у светофора иногда отличное время для знакомства. Ожидание в длинной очереди к телефону в Синае – отличное время для знакомств. Я стою сбоку. Очередь длиннющая, как все наше рассеяние в мире. Стоят и флиртуют без конца. Только она не интересует никого, никто к ней не обращается, не подмигивает. В этой плотной очереди солдат, юношей и девушек, – смех, болтовня, шепотки. Она же как бы отделена от остальных, выше всех почти на полторы головы, продвигается вперед, медленно, шажок за шажком.

Я слежу за ней. Я уже повязан ею. Я одинок и она одинока. Отличное сватовство. Я начинаю дискутировать с самим собой, и в этом деле я становлюсь опасным для себя и для других. Говорю с собой и не могу остановить этот поток слов: «Глупец. Чего ты ждешь ее? Потаскушка! Одаряет своими прелестями любого, кто просит. Использует любую возможность, любого такого, как я, который не знает, куда себя деть. Случайная ночная встреча, и разбегаются – каждый своим путем. Стоят к ней в очереди. Я не первый и не последний».

Я все больше и больше раздуваю в себе злость. Она увеличивается и растет. Девица возвращается сквозь дождь проклятий, которыми осыпаю ее про себя. В этот момент проезжает мимо нас бронетранспортер – в ночной дозор. Ребята скорчились в своих защитных жилетах. Каски – на головах, оружие – на взводе. Фары бронетранспортера пока еще светятся, обрисовывая ее фигуру во мгле. Захотелось мне вскочить на этот бронетранспортер, выехать с ребятами в ночь и освободиться от нее. И тут вдруг она говорит: