России нужен не солидный и законопослушный тип рабочего движения, характерный для западных стран, заявил он, а «прямые революционные действия». Французские синдикалисты ведут бесконечные разговоры о всеобщей забастовке, но «суть революции – не забастовка, а массовая экспроприация». Доктрина синдикализма, продолжал Гроссман, полна «поэзии» и «легенд», самая яркая из которых описывает «сияющие перспективы» рабочих союзов в будущем мире, свободном от рабства. По всей видимости, синдикалисты забыли, что холокост анархистов уничтожит существующую социальную структуру со всеми ее организациями – и тред-юнионы не составят исключения. «Сила анархизма, – подвел итог Гроссман, – кроется в его тотальном и радикальном отрицании всех основ существующей системы».

После безвременной смерти брата Иуда Соломонович Гроссман (он же Рощин) подхватил знамя антисиндикализма. Публикуясь в женевском журнале «Бунтарь» – он же был и его редактором, – Рощин обвинял русских синдикалистов, находящихся в эмиграции в Западной Европе в том, что они утратили представление о насущных нуждах русского рабочего движения. Их требования более высокой заработной платы и более короткого рабочего дня, говорил он, отвечали нуждам только организованной части квалифицированных рабочих, полностью отбрасывая обязательства перед люмпен-пролетариатом, бродягами, неквалифицированными и безработными. Игнорировать отщепенцев общества было, с точки зрения Рощина, уничтожением солидарности угнетенного большинства.

Антисиндикалисты в критике своих противников не заходили так далеко, как братья Гроссман. Более сдержанный подход был свойствен молодому анархо-коммунисту Герману Карловичу Аскарову (Якобсону) в серии статей, появившихся в 1907–1909 годах в «Анархисте», журнале, который издавался сначала в Женеве, а затем в Париже. Выступая под псевдонимом Оскар Буррит, Аскаров проводил резкое различие между реформистскими тред-юнионами (профсоюзы) Англии и Германии и революционными синдикатами во Франции. Если первые были нацелены на «слияние труда и капитала», говорил он, то последние поддерживали радикальные традиции I Интернационала.

Синдикатам было чуждо эгоистическое стремление заниматься улучшением судьбы только своих членов, их конечной целью было полное разрушение государства и частной собственности, для чего они готовы были пустить в ход свое главное оружие – всеобщую забастовку. Тем не менее, как говорит Аскаров, синдикаты повторяют ту же ошибку, которая раньше решила судьбу I Интернационала. Открыв свои ряды перед рабочим людом всех цветов политического спектра, вместо того чтобы беречь цельность и однородность анархизма, они были вынуждены заниматься политиканствующими махинациями и словоблудием профсоюзных чиновников. По мнению Аскарова, тред-юнионизм в любой форме таит в себе зародыши авторитарного централизма. Поэтому он побуждал своих коллег-анархистов остерегаться «красноречивых ораторов» из марксистских партий и полагаться только на «силу и мощь, проистекающие из жизни рабочего класса». Организовывайте подпольные анархистские союзы, говорил он им, и «объявляйте безжалостную войну против властей, которую будете вести всегда и всюду».

Хотя споры между синдикалистами и антисиндикалистами продолжались более десятилетия, было ясно, что расцвет терроризма прошел. По мере того как репрессии правительства против террористов набирали силу, необходимость в организации и дисциплине становилась до боли отчетливой. Последствия революции быстро дали понять, что пора переходить от романтизма террористических действий к прагматической стратегии массовых акций.

Все больше и больше анархистов обращалось к спокойной пропагандистской работе в попытке утвердиться на той опоре, которую они обрели в рабочем движении в 1905 году. В годы между подавлением революции и началом Первой мировой войны большинство анархистов, оказавшихся на Западе, направили свою энергию на решение практических дел организации. Самые фанатичные члены «Черного знамени» и «Безначалия», которым удалось пережить контрреволюцию, продолжали быть в оппозиции к тред-юнионизму, веря лишь в люмпен-пролетариев и безработных, хотя кое-кто, особенно уважаемый Гроссман-Рощин, смягчил свою платформу. Заняв новую позицию, которую он назвал «критическим синдикализмом», Рошин принял точку зрения «Хлеба и воли», что рабочие союзы, если они смогут освободиться от манипуляций социалистических политиканов, станут ценным оружием в революционной борьбе. Он даже согласился, что анархисты могут принять участие в деятельности союзов – пока будут агитировать других рабочих за анархизм.

Раскол в лагере анархистов, вызванный острыми разногласиями между терроризмом и анархизмом, продолжал давнюю тенденцию, после восстания декабристов в 1825 году свойственную каждому радикальному движению в России. И действительно, переход от анархо-коммунизма к анархо-синдикализму напоминал отступничество предыдущего поколения, когда Плеханов и его сторонники перешли от народничества к марксизму. Подобно первым русским марксистам, анархо-синдикалисты сочли растущий пролетариат революционной волной будущего. Для них тоже центром всего и вся стала классовая борьба, и тем не менее снова, как первые марксисты, они избегали терроризма, который только мешал готовить рабочих к грядущему конфликту с хозяевами и правительством.

В силу этих причин их антагонисты – террористы – назвали синдикалистов «легальными анархистами» по аналогии с «легальными марксистами» 1890-х годов. Этот ярлычок показывал уровень дозволенности: ведь царские цензоры теперь начали разрешать синдикалистам издавать в больших количествах книги и брошюры, которые широко распространялись среди рабочих и интеллигенции в России и за рубежом.

Антисиндикалисты осуждали эту легальную деятельность. По их мнению, синдикалисты стремительно погружались в болото экономических реформ, бюрократизма и псевдомарксистской идеологии. Чернознаменцы и члены «Безначалия» не сомневались, что видят в своих оппонентах то же пренебрежение простым крестьянством и неумытым люмпен-пролетариатом, которое Бакунин и народники видели в своих соперниках-марксистах. Они продолжали противостоять любой организации в сфере труда, даже свободной федерации тред-юнионов, опасаясь, что организованный коллектив квалифицированных рабочих вместе с «сознательным меньшинством» лидеров может стать новой правящей аристократией.

Как учил Бакунин, социальная революция должна стать подлинным народным восстанием, в которой примут участие все угнетенные элементы общества, а не только одни тред-юнионы; постоянное давление синдикалистов за улучшение условий труда сказывается на революционном горении обездоленных как ушат холодной воды.

По мнению этих фанатиков, следовало немедленно разрушить старый режим, пустив в ход террор и ярость всех сортов, – «пусть анархия правит миром». Они не считали, что конечным итогом должно стать общество, состоящее из обширных промышленных комплексов, которым управляют тред-юнионы.