Шрифт:
Ободренный успехом своих географических рассказов, Роман предложил отделению готовиться к урокам по истории совместно и проверять друг друга. Одноклассники с удовольствием приняли его предложение, так как оно вносило разнообразие в монотонную классную жизнь. Пытался он завести в отделении и привычные «иностранные дни», но тут его не только не поддержали, а бурно встретили в штыки, ибо большинство кадетов к языкам относилось весьма скептически. Преподаваемые в гимназии немецкий и французский популярностью не пользовались.
Кропотливый, добросовестный труд принес свои плоды — в четвертом классе Роман Кондратенко считался в числе лучших учеников.
Оторванность от дома, семьи, строгие законы военной жизни, тяжелое учение — все способствовало раннему взрослению Романа, формированию у мальчика твердого характера. Семья его, несмотря на заботы старших сестер и братьев, жила по-прежнему небогато. Елисей Исидорович из-за своего неуживчивого характера и нетерпимости к взяточничеству, казнокрадству вновь потерял место и вынужден был вернуться в Тифлис, где с трудом нашел работу в Статистическом обществе. Другой брат, Феофил, только-только начал преподавать в коммерческом училище и еще сам нуждался в помощи. Третий брат заканчивал Петербургское военно-топографическое училище. С затаенной завистью смотрел Роман на товарищей, получавших из дома гостинцы и посылки. Впрочем, и ему изредка присылали из дома или от братьев три рубля, которые Роман, несмотря на свою бережливость и даже скуповатость, тратил мгновенно. Обычно он покупал бумагу для писем и книги, а остаток пускал на сладости. Сластена он был отменный и за лишнюю кружку компота всегда готов был потратить свободное время на решение задачи кому-нибудь из товарищей.
Писал Роман домой часто, делился в письмах к родным всеми мальчишескими невзгодами и трудностями, каких немало в кадетской жизни. Аккуратно вел дневник, начатый еще в Петербурге. Заполнял страницы словами благодарности к родным, особенно брату Елисею и Юлии Васильевне. Чувство благодарности и любви к ним пронес он через всю жизнь.
Товарищи отмечали в нем доброжелательность и внимательность ко всем, даже к незнакомым людям. Позднее, став офицером, он сначала побаивался своей доброты — опасался потерять авторитет командира, но скоро понял, что доброта и требовательность могут прекрасно уживаться друг с другом.
Застенчивость, стеснительность и робость Романа вначале были такие, что, прежде чем задать преподавателю простейший вопрос, мальчик напрягался, будто ему предстояло прыгнуть в глубокий овраг. Но со временем он нашел простой способ избавиться от робости: смотреть людям прямо в глаза. И спрашивать, и отвечать стало ему легко и свободно. Сделав для себя это открытие, Роман повеселел, стал общительнее.
Развлечения в гимназии выпадали только на воскресенье и праздничные дни. Праздников было много, но особой любовью воспитанников пользовалась Пасха. Если по воскресеньям давались увольнения в город, то на Пасху близко живущих воспитанников отпускали по домам. Роману, конечно, до Тифлиса было далеко, но праздник он встречал радостно и всегда находил себе развлечение.
В праздничные дни нередко в актовом зале учителя организовывали для кадетов китайский теневой театр. Часами смотрели мальчики туманные картинки. Роману особенно понравились исторические и географические сценки. Вглядываясь в нечеткие очертания светящихся на белой стене картинок, он, как наяву, видел Колумба за штурвалом качающейся на волнах каравеллы, суворовских чудо-богатырей, переправлявшихся через Альпы, храброго князя Багратиона, смертельно раненного и медленно сползающего со скачущего во весь опор по Бородинскому полю коня.
Особой популярностью пользовались праздничные обеды. Еда, как правило, была обильной. Воспитанников же на праздники из-за отпусков и увольнений оставалось немного, что позволяло оставшимся пировать вволю. По традиции офицеры и директор присутствовали на каждом праздничном обеде, делая его еще более торжественным. Под большим поясным портретом царя устанавливали специально накрытый для офицеров стол. Вокруг него собирались прибывшие на обед воспитатели и начальники. Ровно в шестнадцать часов в столовую входил директор гимназии, в пронзительной тишине зала звучала команда: «На молитву!» После молитвы и поздравления директора снова команда: «Садись!» После чего наступившую тишину нарушал лишь стук ложек проголодавшихся после прогулки кадетов…
После обеда — концерт. Выступал оркестр и хор воспитанников — гордость гимназии. Пело в хоре около ста человек, четверть всех учащихся. Выступления всегда принимались на бис.
Оркестр также был популярен. Особым успехом пользовалась исполняемая неоднократно на каждом концерте пьеса-импровизация, представляющая довольно искусное подражание шуму движущегося паровоза.
Концерты в гимназии стали традиционными не только в праздники, но и в обычные выходные дни. Помимо непременных участников — хора и оркестра было много сольных номеров.
Праздники кончились, пошла обычная учебная страда предпоследнего года обучения в гимназии. Приближались репетиции, экзамены. А за ними наступала благодатная пора летних лагерей, о которых начинались разговоры среди воспитанников уже с самой Масленой недели. Жизнь среди природы в палатках, занятия по военной подготовке, стрельбы, тактические игры — все это походило на настоящую службу в армии и вызывало у мальчишек восторженные чувства.
Роман усиленно готовился к годовой репетиции. Особенно много времени уходило на сочинения и иностранные языки. Поэтому и приходилось вставать за час до побудки, а вечерами сидеть до самого отбоя.