Будет ли ее желание столь сильно, как его, к концу недели? Поведет ли его в нетерпении, за руку, в свою в свой дом, или кровать?

Познакомит ли женщина Малкома со своей семьей? Столь закаленные воины мало ценились в ее спокойном мире. Хотя, возможно ее народ будет благодарен демону за спание жизни женщины.

Мечтаешь о будущем, Слейн? Теперь он знал. Он больше не будет боятся. Хотя раньше это было невозможно. Каждый раз, когда демон пытался мечтать - даже будучи ребенком- его надежды безжалосно разрушались.

Когда мать продала его в рабство, Малком по глупости думал, что будет принят в новой семье.И хотя мальчик ненавидел хозяина за то, что тот с ним делал, все же чувствовал себя преданным, когда вампир вышвырнул его на улицу.

Но Малком заставил их всех заплатить, включая стражей, приведших его к Вайсрою, как и его самого, их лидера. Все они были мертвы. Исклучая Ронаса.

Вспомнив об этом, Малком понял, что пока не может покинуть Обливион. Разве что Ронас нападет раньше. В противном случае он останется безнаказаным, а Малком не любил оставлять должников.

Этот ублюдок задолжал демону за его лучшего друга, Каллена. Малком не винил того, за случившееся в тюрьме. Вамон обвинял стражника, который создал такие условия.

Так же, как обвинял и себя.

Мог ли он отказатся от мести? Тем более, если ждал так долго?

Малком посмотрел на Кэрроу. Разве демон не ждал бы ее так жедолго, даже если бы не понял этого?

Она была ожившей мечтой. Женщина была реальной и осязаемой, фантазией обретшей плоть. Демон боялся, что проведя ночь внутри ее тела, откажется от мести без колебаний.

Есть лишь один путь узнать это...

Ну что ж, начало положено. Какое же решение принял демон?

Когда Кэрроу снова попыталась развернуть второй спальник, он нахмурился.

"Секс нельзя"", сказал он на ломаном английском. "Кусать нельзя." Подняв в отчаянии руку, он словно говорил: это все, что мне осталось?

Хороший вопрос, подумала она опустившись на свою новую кровать. Демон накормил ее, дал ее крышу над головой и защиту. Учитывая, что он воспитывался в феодальном мире, вамон действительно согласился на ее условия, хотя Кэрроу и знала, какое это неспокойное место.

Нужны некоторые изменения. "Хорошо" Если она удовлетворит его, то сможет подпитатся силой. Кэрроу отвела глаза и протянула руку. "Кому-нибуть, нужно крепкое пожатие?"

Никакого движения. Прекрасно. Она что, это тоже должна обьяснить жестами? Повернувшись Кэрроу решила "просветить" его.

Демон сузил глаза, взглянув с отвращением. Словно она только что, упала в его глазах.

И Кэрроу - безбашеная, шальная девченка без запретов- смутилась. Потом впомнила с кем же она говорит. "Ты смеешь так смотреть, когда дважды на меня кончил? Может это тебе бы стоило устыдится!"

"Кэрроу," предупреждающе сказал он.

Да, он обидел и вывел ее из себя, но девушка не верила, что демон сделал это со зла -хотя это так выглядело. Он кричал, чтобы отгородится.

Значит, это Кэрроу была здесь злодеем. Это у нее были плохие намерение. Ведьма планировала сделать ему больно настолько хуже, чем он когда- либо смог сделать ей.

Не думай об этом, думай о Руби.

Щелкнув пальцами в рубашку Кэрроу, демон приказал снять ее. Когда она просто уставилась, демон ударил кулаком по раскрытой ладони.

Ты смотри, а он не теряется.

Однако идея опоцелуе или больше, когда он был настолько грязный, была ей противна. "Ты не виноват. Это я и моя неспособность запрыгивать на грязных чуваков." Не говоря уже о грязи на ней. Во время поедания фазокуриц, она вытерала жир стекающий на подбородок, тыльной стороной руки.

У Кэрроу были все данные необходимые, чтобы заставить демона пищать. Просто она нуждалась в ванной и пятидесяти литрах чистой воды. "Что ж, есть ли здесь место, где можна освежится?"

Женщина хотела ... помыться. Малком запомнил это слово только потому, что оно было ему противно.

В юности, будучи рабом хозяина, другие рабы мыли его, и они держали его под водой до тех пор, пока он не начинал давиться и сплевывать. Он всегда кричал во время мытья, также как и во всех других ситуациях, когда за дело брался хозяин.

Мальком никогда не забудет тяжесть не понятной ему жидкости над головой, или жжение щелочного мыла в глазах, словно туда попадал огонь.