Шрифт:
– У нас какая главная задача, братан? Кувалду грохнуть?
В действительности задач Гнилич запланировал много: сковырнуть одноглазого, наподдать Шибзичам, захватить вискиделательную машину и объявить великим фюрером самого себя – великого Чемодана. Однако спорить с Дуричем хитроумный уйбуй не стал:
– Типа того.
– Вот я и придумал за тебя, как это сделать, спасибо потом скажешь. – Шпатель ободряюще улыбнулся. – Ты сначала как будто бузу возле евойного пистолетного подвала замутишь, а когда Кувалда побежит завод спасать безоглядно, тута его и достанешь. Я даже придумал, как тебе засаду смастерить.
– И как?
– А вот: за кучей мусорной укроетесь и одноглазого положите. Хитрый, мля, ход, в натуре.
– Офигенно хитрый.
– Я знал, что тебе понравится.
– И я все сделаю, – пообещал Гнилич, оценив стратегический замысел сообщника примерно на два с минусом. – А ты что делать будешь?
– Как договорились, мля – побегу вискиделательную машину спасать. Ничего, мля, лишнего, тока по делу.
– И как ты ее спасать будешь?
– Через потолок, мля, – беззаботно ответил Шпатель. – Мы сначала Шибзичей тупых из ихней казармы прогоним, потома тама дырочку взорвем в полу, прыгнем в подвал сверху, всех вискидельщиков положим и станем ждать, как ты победишь. А потома… А потома решим, чо дальше.
Дурич лукавил: что будет дальше, он и представлял, и предвкушал. Рисовался ему жаркий бой у мусорной кучи между тупыми Шибзичами и тупыми Гниличами, пороховой дым, затянувший двор Форта, вопли умирающих бойцов и полная разруха. И еще – победоносное выступление из вискиделательного подвала великих Дуричей под командованием знаменитого Шпателя, чемпиона и будущего великого фюрера.
– Вижу, ты, в натуре, крепко приготовился, – медленно протянул Чемодан. Глупый Шпатель упустил главное: из собственной казармы Шибзичи будут прогоняться неохотно и наверняка положат уйму Дуричей, что сыграет на руку будущему великому фюреру Чемодану. – Делай, как задумал, а я с ребятами за мусорной кучей засаду устрою.
– Ты бойцов собрал? – деловито осведомился Шпатель.
– Да.
– Тогда начинать надо, чтобы до ночи управиться, – Дурич возбужденно подпрыгнул. – А то темно станет – Шибзичей стрелять неудобно…
– Я, мля, тоже не люблю, когда темно, – вальяжно протянул Иголка, заканчивая чистить дробовик.
– А ты почему? – поинтересовался великий фюрер.
– Неуютно делается, – сразу ответил боец. – Днем оно заметнее, куда палить, а в темноте – только патроны тратить.
– Зато и в тебя палят неправильно, – выдал Контейнер. – Можа, и хотели бы убить, да не получилось, потому как ночь. И остался ты жив, а мог и нет.
– И чо хорошего?
– В том, что жив?
– В том, что все живы, – уточнил Иголка. – Бунты и подавление их для чего делаются? Чтобы кто-нибудь кого-нибудь убил. То есть, мы – их. А если просто побегать и пострелять, это не война получается, а пинбол человский, когда они размазней друг друга красят.
– А если, допустим, не ты их, а они тебя? – задал острый вопрос Контейнер.
– Нам такого не надо, – отрезал Иголка. И покосился на Кувалду: – Верно я говорю, твое великофюрерское?
– Верно, – не стал спорить одноглазый.
– И как вы этого не допустите? – Сегодня Контейнер был настроен скептически. Впрочем, он всегда испытывал некоторые сомнения перед большой дракой.
– Мы все ходы промыслили, – отозвался Иголка. – Злодеи тока туда побегут, а мы уже навстречу. Или, что лучше – со спины. А получается так, потому что злодеи тупые, и дорога у них одна – на трон. А наше великофюрерское превосходительство умное, на троне давно сидит, и путей у него много.
Разработанный Кувалдой план произвел на бойца сильное впечатление: фюрер, который в последнее время демонстрировал исключительно апатию и безволие, провел секретное совещание с уйбуями Шибзичей, увлек их перспективой поквитаться за накопленные обиды и отдал ряд предельно понятных приказов, выполнение которых гарантировало победу над мятежными сородичами. А потому восхвалением руководства Иголка занимался серьезно, без грана привычной иронии.
– Каких еще путей? – не понял Контейнер, которого на секретное совещание не допустили.
– К светлому буфущему, мля, – рубанул одноглазый. – А теперь тихо!
– Почему?
– Потому что во фворе бунт начинается, – спокойно ответил Кувалда, осторожно выглядывая из окна. – Нароф желает канцлера сковырнуть на фиг.
– А чо, я не понял, вискаря сегодня не будет?
– Сказано – за деньги.
– За какие?
– За настоящие.
– Это, типа, прикол тупой?
– Сам тупой!
– Я о приколе.
– А-а…
Объявление о том, что семейный вискарь отныне будет продаваться, а не раздаваться, вывесили еще утром, но попривыкшие к халяве Шапки продолжали упорно ждать бесплатной раздачи пойла. Не верили они, что Кувалда рискнет обидеть любимый и любящий его народ. Утро прошло относительно спокойно – после вчерашнего дикари пробуждались неспешно, и кворума во дворе не оказалось. Днем толпа подросла, но многие, поверив бумажке, поругались, уныло развели руками и расползлись по своим делам, так что проблем не возникло. Зато вечером изголодавшийся народ, подстрекаемый подосланными Чемоданом провокаторами, перестал безмолвствовать.